Были прямохождение, увеличение объема мозга и усложнение его организации, развитие руки, удлинение периода роста и развития. Развитая рука с хорошо выраженной хватательной функцией позволила человеку успешно использовать, а затем и изготавливать орудия. Это дало ему преимущества в , хотя по своим чисто физическим качествам он значительно уступал животным. Важнейшей вехой в развитии человека было приобретение умения сначала использовать и поддерживать, а затем и добывать огонь. Сложная деятельность по изготовлению орудий, добыванию и поддержанию огня не могла обеспечиваться врожденным поведением, а требовала индивидуального поведения. Поэтому возникла необходимость в значительном расширении возможности обмена сигналами и появилась речь-фактор, принципиально отличающая человека от других животных. Появление новых функций в свою очередь способствует ускоренному развитию. Так, использование рук для охоты и защиты и питания размягченной на огне пищей, сделало ненужным наличие мощных челюстей, что позволило увеличить объем мозговой части черепа за счет его лицевой части и обеспечить дальнейшее развитие умственных способностей человека. Возникновение речи способствовало развитию более совершенной структуры общества, разделению обязанностей между его членами, что также давало преимущества в борьбе за существование. Таким образом, факторы антропогенеза можно разделить на биологические и социальные.

Биологические факторы – наследственная изменчивость, а также мутационный процесс, изоляция – применимы к . Под их влиянием в процессе биологической эволюции произошли морфологические изменения обезьяноподобного предка – антропоморфозы. Решающим шагом на пути от обезьяны к человеку стало прямохождение. Это привело к освобождению руки от функций передвижения. Рука начинает использоваться для осуществления разнообразных функций – хватания, удержания, бросания.

Не менее важными предпосылками антропогенеза были особенности биологии предков человека: стадный образ жизни, увеличение объема мозга по отношению к общим пропорциям тела, бинокулярное зрение.

К социальным факторам антропогенеза можно отнести трудовую деятельность, общественный образ жизни, развитие речи и мышления. Социальные факторы стали играть ведущую роль в антропогенезе. Однако жизнь каждого индивидуума подчиняется биологическим законам: сохраняются мутации как источник изменчивости, действует стабилизирующий отбор, устраняя резкие отклонения от нормы.

Факторы антропогенеза

1) Биологические

естественный отбор на фоне борьбы за существование
дрейф генов
изоляция
наследственная изменчивость
2) Социальные

общественная жизнь
сознание
речь
трудовая деятельность
На первых этапах эволюции человека главенствующую роль играли биологические факторы, а на последних – социальные. Труд, речь, сознание самым тесным образом связаны друг с другом, В процессе труда происходило сплочение членов общества и быстрое развитие способа общения между ними, в качестве которого выступает речь.

Общие предки человека и человекообразной обезьяны – мелкие древесные насекомоядные плацентарные млекопитающие жили в мезозое. В палеогене кайнозойской эры от них отделилась ветвь, приведшая к предкам современных человекообразных обезьян – парапитекам.

Парапитеки дриопитеки питекантроп синантроп неандерталец кроманьонец современный человек.

Анализ палеонтологических находок позволяет выделить основные этапы и направления исторического развития человека и человекообразных обезьян. Современная наука дает следующий ответ: у человека и современных человекообразных обезьян был общий предок. Далее их развитие пошло по пути дивергенции (расхождения признаков, накопления различий) в связи с к конкретным и различным условиям существования.

Родословная человека

Насекомоядные млекопитающие парапитеки:

Проплиопитеки , Орангутан
Дриопитеки Шимпанзе, Австралопитеки Древнейшие люди (питекантроп, синантроп, гейдельбергский человек) Древние люди (неандертальцы) Новые люди (кроманьонец, современный человек
Подчеркнем, что представленная выше родословная человека носит гипотетический характер. Напомним также, что если название предковой формы оканчивается на «питек», то речь идет о пока еще обезьяне. Если в конце названия стоит «антроп», то перед нами – человек. Правда, это не означает, что в его биологической организации обязательно отсутствуют признаки обезьяны. Необходимо понимать, что признаки человека в данном случае преобладают. Из названия «питекантроп» следует, что у данного организма наблюдается сочетание признаков обезьяны и человека, причем в приблизительно равной пропорции. Дадим краткую характеристику некоторым из предполагаемых предковых форм человека.

ДРИОПИТЕК

Жил приблизительно 25 млн. лет назад.

Характерные черты развития:

значительно мельче человека (рост около 110 см);
вел преимущественно древесный образ жизни;
вероятно, манипулировал предметами;
орудия труда отсутствуют.
АВСТРАЛОПИТЕК

Жил приблизительно 9 млн. лет назад

Характерные черты развития:

рост 150–155 см, вес до 70 кг;
объем черепа – около 600 см3;
вероятно, использовал предметы в качестве орудий для добывания пищи и защиты;
характерно прямохождение;
челюсти массивнее, чем у человека;
сильно развитые надбровные дуги;
совместная охота, стадный образ жизни;
часто доедали остатки добычи хищников
ПИТЕКАНТРОП

Жил приблизительно 1 млн. лет назад

Характерные черты развития:

рост 165–170 см;
объем мозга около 1100 см3;
постоянное прямохождение; формирование речи;
овладение огнем
СИНАНТРОП

Жил, вероятно, 1–2 млн. лет назад

Характерные черты развития:

рост около 150 см;
прямохождение;
изготовление примитивных каменных орудий труда;
поддержание огня;
общественный образ жизни; каннибализм
НЕАНДЕРТАЛЕЦ

Жил 200–500 тыс. лет назад

Характерные признаки:

Биологические:

рост 165–170 см;
объем мозга 1200–1400 см3;
нижние конечности короче, чем у современных людей;
бедренная кость сильно изогнута;
низкий скошенный лоб;
сильно развитые надбровные дуги
Социальные:

жили группами по 50–100 особей;
использовали огонь;
изготовляли разнообразные орудия труда;
строили очаги и жилища;
осуществляли первые захоронения погибших собратьев;
речь, вероятно, более совершенная, чем у питекантропа;
возможно, возникновение первых религиозных представлений; умелые охотники;
сохранялся каннибализм
КРОМАНЬОНЕЦ

Жил 30–40 тыс. лет назад

Характерные признаки:

Биологические:

рост до 180 см;
объем мозга около 1600 см3;
отсутствует сплошной надглазничный валик;
плотное телосложение;
развитая мускулатура
Социальные:

жил в родовой общине;
строил поселения;
изготовлял сложные орудия труда из кости и камня;
умел шлифовать, сверлить;
сознательно захоранивал умерших собратьев;
появляются зачаточные религиозные представления;
развитая членораздельная речь;
носил одежду из шкур;
целенаправленная передача опыта потомкам;
жертвовал собой во имя племени или семьи;
бережно относился к старикам;
возникновение искусства;
приручение животных;
первые шаги земледелия
СОВРЕМЕННЫЙ ЧЕЛОВЕК

Живет в настоящее время на всех материках

Характерные признаки:

Биологические:

рост 160–190 см;
объем мозга около 1600 см3;
наличие разных рас
Социальные:

сложные орудия труда;
высокие достижения в науке, технике, искусстве, образовании

// Любищевские чтения, 2006 (сборник докладов) Современные проблемы эволюции. Ульяновск, 2006, с. 104-114.

Идея отбора опровергнута опытом. Какой фактор движет эволюцию?

Ю.В. Чайковский

Как известно, Ч. Дарвин ввел понятие естественного отбора по аналогии с искусственным отбором, не имея ни одного примера реального действия естественного отбора в природе. Он заявлял, что появление даже одного примера эволюции без отбора будет «сильнейшим ударом» для его учения, однако позже сам приводил такие примеры и всё же не менял основу учения, а лишь уверял, что во всех остальных случаях отбор действует. Правда, под конец жизни он разочаровался в своем детище и в последние 6 лет жизни отошел от эволюционной темы, но на судьбу учения это не повлияло: сообщество приняло его на веру.

Ни одно из ключевых возражений против принципа естественного отбора никогда не получило со стороны дарвинистов рассмотрения по-существу. Надо было рассмотреть аккуратно (с числами и графиками, с демонстрацией исходной и итоговой изменчивости) хотя бы один пример эволюционного приобретения, чтобы убедиться, что оно произошло именно под действием отбора, но этого никогда никем сделано не было. Все немногочисленные «доказательства естественного отбора» демонстрируют либо искусственный отбор, либо просто сдвиг генных частот. В остальных же случаях термином «естественный отбор» пользуются для обозначения всякого изменения, которому удается придумать полезность.

Но ведь по сути то же самое делали и делают сторонники иных учений: богословы видят в полезном свойстве проявление высшего разума, а ламаркисты – итог активности особей. Нужны не толкования, а опыты.

Впоследствии критики дарвинизма привели множество примеров эволюции без отбора и даже против отбора (например, гениталии пятнистой гиены, рожающей через клитор – И.И. Шмальгаузен объяснял отбором и это , но то была уже пародия на теорию [ 8 , с. 154]).

Критики сформулировали общее положение: отбор в принципе неспособен вести прогрессивную эволюцию (усложнение организмов), однако может служить для второстепенных эволюционных процессов (выбраковка негодных, простейшие очень эффективные улучшения, распределение видов по зонам обитания). Наиболее четко эту линию (как выяснилось, тоже чисто умозрительную) проводил А.А. Любищев.

В данном ключе написаны и мои прежние работы, в том числе книга «Эволюция» . Анализу возможностей отбора там посвящена основная часть главы 5, где получен вывод, что отбор слабо выгодных признаков невозможен. Из этого сделано заключение, что отбору могут подвергаться только «кванты селекции», т.е. приобретения, возникающие сразу как целое, резко повышающие выживаемость и размножаемость их обладателей. Приведены примеры свойств, которые можно счесть квантами селекции, однако ни для одного из них мною не приведено доказательств того, что оно действительно распространилось в силу большей размножаемости его обладателей. Другими словами, реально было показано отнюдь не «только», а «если могут, то только ». Этим я повторил главную логическую ошибку Дарвина, что в наше время непростительно.

На самом деле следовало сказать: «если отбор и возможен, то лишь отбор квантов селекции» и заняться поиском доказательства или опровержения этой возможности. Оказывается, опровержение давно известно.

Отбор опровергнут фактами еще при Дарвине

После выхода книги мне попала в руки книга писателя Мориса Метерлинка (автора знаменитой «Синей птицы») «Тайная жизнь термитов» (1926) . В ней красочно описано то, что было известно еще Дарвину. Как раз в 1850-е годы стали в массе поступать сведения о тропических термитах – общественных насекомых, которые живут весь год в закупоренных термитниках, бесполые, слепые и бескрылые; но раз в году из термитника вылетает зрячее крылатое половое поколение, самцы и самки. Это похоже на пчелиный рой, но есть два принципиальных отличия.

Во-первых, самок много, а во-вторых, в момент завершения спаривания все особи термитов теряют крылья и, беспомощные, тут же становятся жертвой множества хищников. Термиты очень привлекательны как пища, легко заметны и беззащитны, поэтому выедаются мгновенно, и лишь около одной пары на тысячу ускользает от гибели. Это значит, что самою природой из века в век ставится селекционный опыт: если есть вариации съедобности и они могут отбираться, то несъедобные должны вытеснить остальных. Такова логика дарвинизма, на которой построено всё учение.

Полторы тысячи видов (сотни термитников в каждом) дают достаточный материал для реализации изменчивости. Поскольку несъедобность может быть достигнута многими и притом очень простыми способами (известны примеры несъедобности за счет замены одной аминокислоты в одном белке), а эффективность отбраковки очень высока, то несъедобность должна достигаться быстро. Поэтому она оказывается идеальным примером кванта селекции.

Но на деле никакого появления несъедобных не происходит, следовательно, «отбора на несъедобность» здесь нет. Тем самым, идея отбора опровергнута прямым массовым наблюдением . Тем более, нет оснований допускать ее в менее ясных ситуациях. Пора (с опозданием почти на полтора века) сделать выводы.

Первый: невозможно изменять одних путем поедания других. Для получения эволюционного эффекта надо действовать не на гибнущих, а на остающихся. На эту логическую ошибку критики указывали не раз.

Более конкретно: напрасно была без опыта принята как ведущий принцип та мысль, что путем изменения размножаемости можно изменить какие-либо свойства организмов. Из того факта, что эволюционный успех может повлечь лучшую размножаемость, никак не следует обратное – что лучшая размножаемость влечет эволюционный успех. Наоборот, сама по себе она беспомощна (данный факт известен как эффект саранчи ). Никакого изменения свойств за счет лучшей размножаемости никто не наблюдал, связь всегда додумывают. Размножаемость как одно из следствий успеха жизнедеятельности очевидна, но как его причину ее надо доказывать, что пока не сделано и даже не объявлено как задача.

Второй: если так, то надо принять как логическую возможность, что эволюционно успешные варианты вполне могут размножаться плохо – лишь бы размножаемость никогда не падала ниже некоторого уровня. Примеров известно много. Например, новые формы часто остаются малочисленными в течение миллионов лет, но продолжают усложняться.

Третий: принятие учения сообществом до получения конкретных примеров обратило его в доктрину, а доктрина, которая принята и преподается, может вообще не нуждаться в обосновании. Таковы, например, плановая экономика прежде и рыночная – ныне.

Четвертый: в основании любой теории всегда лежат чёткие опыты или наблюдения. В дарвинизме их нет, следовательно, он не теория и не основа для теории. Он мог считаться гипотезой, пока не был опровергнут данными о термитах и им подобными. Разумеется, можно строить самоуспокоительные фразы о том, что уничтожение почти всех половых особей зачем-то выгодно виду, но это будет вовсе не теория естественного отбора. Это – указание на потребность в теории самоорганизации экосистем.

Экологически ситуация с термитами вполне ясна: выеданием половых особей здесь обеспечивается баланс экосистемы (таким путем термитник выбрасывает в окружающую среду биомассу, полученную при потреблении подземной пищи). Если одной выживающей пары на тысячу хватает для существования вида, то нужды в появлении несъедобности нет. Вспомним, что термитник живет неопределенно долго и в размножении (в появлении других термитников) всё это время не нуждается. И наоборот: если возникнет несъедобная популяция, она распространится, словно стая саранчи, и подорвёт базу собственного существования.

Сказанное не имеет отношения к отбору. Более того, термитник очевидным образом вписан в экосистему вопреки отбору : согласно дарвинизму, неопределенная изменчивость существует всегда, а более плодовитые варианты должны вытеснять менее плодовитые, если они занимают ту же экологическую нишу; здесь же ничего этого нет (ни у одного из многих видов тропических термитов). Можно было бы сказать, что механизм естественного отбора здесь выключен, если бы имелся хоть один аккуратный пример того, что таковой механизм бывает включён. Полутора веков бесплодного ожидания достаточно, чтобы усомниться, что такой пример появится. Пока его не имеется, вернее будет сказать, что механизма естественного отбора вообще не существует , что естественный отбор – неудачная выдумка. Она – феномен социальной психологии.

Эволюция без отбора

Фундаментальная ошибка как дарвинистов, так и их критиков (в том числе моя), была в том, что различие в размножаемостях было без опытного обоснования сочтено движущим фактором эволюции. В действительности высокая размножаемость сама по себе («эффект саранчи») никогда к эволюционным новациям не ведет, на что обратил внимание биофизик В.Л. Воейков (см. [ 8 , с. 83]). Эволюцию движет нечто иное.

Существует феномен селекции (неудачно называемый после Дарвина искусственным отбором), сельскохозяйственной процедуры, при которой судьба избранных определяется не их размножаемостью, а их желательными для селекционера качествами. Избранный вариант может быть вообще неспособным к самостоятельному размножению (культурные сорта плодовых деревьев), но успешно завоёвывать ареал. Селекция никогда не связана с конкуренцией. Это сказано и в моей книге.

Единственный известный мне достоверный пример селекции в природе – рост клона иммунокомпетентных клеток – как раз таков: клон растет не за счет лучшей, чем у других клонов, размножаемости, а путем смены способа размножения . Смена всем известна: иммуноциты делятся впятеро медленнее бактерий, однако клон иммуноцитов растет быстрее колонии подавляемых бактерий – но не принимается во внимание.

Процедуре избирательного лавинообразного размножения следует дать название, не содержащее слова «отбор» (selection ), поскольку слишком прочна его связь с дарвинизмом, а исходное значение (сознательная сельскохозяйственная процедура) утеряно. Предлагаю термин расплод .

Расплод , согласно словарю В.И. Даля, есть отглагольное существительное от глагола расплодить ; тем самым, оно исходно означает процедуру получения массового потомства избранного селекционером варианта. Оно соответствует латинскому слову proseminatio и английскому the breeding . Именно так представлял себе эволюцию молодой Дарвин прежде, чем ввел термин «естественный отбор»: по его тогдашнему мнению, эволюцию ведет всевидящее «Существо», выбирающее и размножающее нужный вариант из числа поставляемых изменчивостью [ 8 , с. 38].

То, что мы наблюдаем при завершении акта иммуногенеза, это как раз расплод. То же самое, по всей видимости, являет собой быстрая эволюция в опытах Г.Х. Шапошникова с тлями . Тот факт, что расплод здесь не имеет отношения к редкой изменчивости, ясно показал В.Б. Сапунов, в опыте которого эволюционный эффект достигнут за два поколения (см. ): нужное изменение возникает сразу у многих.

Антонио Лима-де-Фариа был прав, назвав свою книгу «Эволюция без отбора», но его правота стала ясна мне только теперь. После этого очевидно, что все попытки синтезировать дарвинизм еще с чем-то бессмысленны – по крайней мере, пока не будет доказано наличие естественного отбора хотя бы на одном объекте, но аккуратно. Хорошо было бы построить теорию вообще без упоминания этого термина, однако он слишком въелся в язык науки, поэтому еще долго придется разъяснять, что именно действует там, где тот или иной автор применил слово «отбор». Например, в хорошо продуманной эволюционной схеме А.Г. Зусмановского тройка «зондирование – подкрепление – отбор»вполне может оказаться реально работающей, если слово «отбор» окажется означающим процедуру вроде расплода. То есть: активной заменой ненужного на нужное, текущей быстро и без сравнения размножаемостей вариантов.

Что же движет эволюцию?

Движущий фактор называли по-разному, и надо выявить то, что было общим у всех авторов, видевших нужду в таком факторе. Сперва воспользуемся тем, что сказано выше. Полный отказ от идеи естественного отбора побуждает искать нечто конструктивное в тех самых явлениях, которые навели Дарвина на мысль искать в природе аналог искусственного отбора. Мысль его оказалась неконструктивной, но всё же полезна тем, что отмечено два явления: стремление особей увеличить численность (оставить более двух детей на пару родителей) и изменчивость (дети всегда чем-то отличны от родителей). Это дватипа активности – особей и их генов.

Но ведь и у Ламарка активность особи есть движущий фактор эволюции. Активностью является и «жизненный порыв» Бергсона, и движущие принципы прочих авторов, начиная с Мопертюи, который назвал его химическим термином «сродство». Вот отсюда, по-моему, и надо двигаться.

Через всю историю европейской мысли, от Аристотеля и Клеанфа, проходит та мысль, что мир существует и развивается за счет своей активности. Физика как наука о неживой природе приняла свою классическую форму именно тогда, когда признала свои типы активности (сила, поле, энергия), отделив их от активности живого. Поле часто принимает форму сродства, т.е. сближения объектов (гравитация, притяжение электрона к протону). Борьба физики Ньютона (поле) с физикой Декарта (вихри частиц) была борьбой за право видеть активность материи как таковую.

Противники идеи поля отказывались признать гравитацию на том основании, что “тело не может действовать там, где его нет”. Это звучало очень убедительно, но оказалось заблуждением. Сторонники Ньютона победили, когда понятие поля стало привычным, а привычным оно стало потому, что позволяло получать практические результаты, и тем постепенно привлекло ученых. (Наоборот, вихревая физика Декарта была тогда способна лишь на произвольные толкования, такие же, как ныне в дарвинизме.) Через 200 лет то же повторилось с полями, вводимыми в квантовой теории: сами по себе они неочевидны, но ведут к работающей теории.

Бытует афоризм: “квантовую физику нельзя понять, к ней надо привыкнуть”. Привыкнув, физики овладели ею. Полагаю, та же участь ждет идею активности живого. Биология лишь вступает на путь, пройденный физикой и химией, и пройти его, по-видимому, необходимо.

Активность – это движущая сила, а сила действует в каком-то поле (по крайней мере, в физике и химии). Биологические поля вводились и обсуждались многократно, и можно напомнить важную в этом роль Любищева , но научным сообществом так и не приняты, хотя взамен до сих пор не предложено ничего. Мне представляется, что сопоставление каждому типу активности своего типа поля (если таковое удастся) сможет прояснить ситуацию. Напомню, что прежде многим физикам казалось, что поле тяжести – фикция, удобная для описания непонятных явлений, что в будущем ее удастся заменить потоком частиц, но прошло триста лет, и теперь никто, кажется, так не считает. Несколько типов полей признаны ныне в качестве исходных понятий, через которые можно понять всё остальное.

Даже самые яростные противники идеи биополя (например, Л.И. Корочкин) признают, что развитие зародыша определяется такими полями, как расположение клеток и концентрации веществ. Сколько типов таких полей существует? Какими активностями они проявляются?

Введение новых типов полей и сил можно рассматривать как усложнение используемых типов активности материи. Существенно, каким образом химия ввела свои типы активности (валентность, химический потенциал и др.): они вроде бы должны быть выведены из физических типов активности, но эта задача так и осталась общим пожеланием, фактически же они вводятся независимо от атомной физики, как первичные. Аналогично с активностью живой материи: задачу ее выведения из физико-химической активности ставить можно (что делает Воейков), однако на деле все свойства активности живого приходится вводить как самостоятельные.

Феномен активности живого известен всем культурам в форме признания души организмов. Начиная с ботаника Цезальпина (XVI в.) говорят и о душе растения. Начиная с Мопертюи, активность живого сопоставляют с химической активностью (у него – со сродством), а начиная с Эразма Дарвина, все концепции эволюции так или иначе рассматривают активность как фактор эволюции.

Ламаркизм основан на двух типах активности: активность особи и стремление к прогрессу; активность ли это молекул, клеток, особей или таксонов – не говорится. Частным случаем этой активности является стремление удовлетворить потребность (в том смысле, какой придает этому термину Зусмановский ).

Жоффруизм , понимаемый в смысле , вводит собственную активность зародыша как фактор эволюции. На ранних стадиях развития основной формой активности зародыша мне представляется биополе.

Дарвинизм , как сказано, вводит активность в двух видах: как стремление к избыточному размножению (отсюда иногда выводится борьба особей за дефицитный ресурс, а это тоже активность) и как изменчивость наследственного материала , не имеющая определенного направления (случайная). Слово “активность” тут уместнее, чем “случайность”, и заслугой Дарвина надо признать обращение внимания на два вида активности.

Номогенез достаточно равнодушен к идее активности, но все-таки у Л.С. Берга читаем: “Какая причина заставляет организм изменяться в определенном направлении, это пока для нас скрыто... Но замечательно, что организм обладает способностью активно приспособляться к среде, обнаруживая при этом как бы присутствие некоего внутреннего регулирующего принципа”, причем “развитие идет, нередко вопреки внешним условиям, в определенном направлении в силу внутренних конституционных причин, связанных с химическим строением протоплазмы” .

Если ни одна концепция не обходится без идеи активности живого, то разумно ввести ее в явной форме, чтобы сделать все нужные следствия. Расплод – тоже итог активности (активности генетической системы).

В 1907 году французский философ-эволюционист Анри Бергсон, известный ламаркист, назвал всякую активность живого объекта жизненным порывом (élan vital), и понятие используется до сих пор. Однако термин “активность” предпочтительнее для нашей темы, поскольку подчеркивает универсальность феномена, его господство на всех уровнях – от элементарных частиц, через физику и химию, через жизнь и культуру, до космоса.

Другое дело – считать ли активность живого особой сущностью или пытаться выводить ее из чего-то? В гл. 7 книги можно видеть, что некоторые свойства активности живого можно вывести из химии, но не все. Некоторые оптимистичны – «пока не умеем», но есть и противоположная точка зрения: «нельзя в принципе». Наиболее интересна третья (отнюдь не промежуточная) позиция: активность как живого, так и неживого, вытекает из более общего свойства природы. Это свойство физик и натурфилософ Дж. Бёрджерс (США) называл концептуальной активностью и полагал первичным; даже материя и поле для него вторичны . С этой позиции акт возникновения жизни – неизбежный итог усложнения материи.

Итак, движущим фактором эволюции на всех уровнях можно признать активность. Биологические типы активности, несмотря на всю своеобразность, являются формами этого всеобщего движущего природу начала. На мой взгляд, введение активности как первичного свойства живого столь же уместно, как введение физического поля или химической активности.

Как обычно, есть опасность загнать всё непонятное в новый термин, заменив тем самым исследование природы на игру словами (как это, увы, произошло в дарвинизме). Выход видится мне в том, чтобы чётко оговорить, что в эволюции не является активностью. Ею не является то, с чем активность работает, на что она действует, т.е. сама материя; точнее – всё то, что в ней пассивно. В частности, активностью не является та упорядоченность строения организмов, которую изучает номогенез, столь симпатичный Любищеву. В книге эта упорядоченность названа, вслед за С.В. Мейеном, рефренной структурой разнообразия.

Если нет отбора, то почему организмы приспособленны?

Ответ на этот вопрос Любищев видел так: приспособленность есть частный случай гармонии природы . Понять это куда как сложнее, чем тезис Дарвина (по которому наблюдаемые организмы приспособленны потому, что остальные погибли, и поэтому ненаблюдаемы), но коль скоро тезис фактически обосновать не удалось (он оказался самообманом), то приходится обращаться к трудным вариантам. Любищев полагал, что

«допустимо принятие разных, качественно различающихся целеполагающих начал в природе: разум, интуиция, инстинкт […] я думаю, что даже растениям мы не вправе отказать в принятии целеполагающего начала, бессознательного, качественно отличного от нашего […] В пользу этого говорит огромное количество данных, показывающих, что творчество природы имеет большое сходство с творчеством человека» .

Если так, то понимание процесса приспособления возможно только при новом понимании принципа причинности. Обычная физика, где принцип причинности работает для каждой частицы, оказывается таким же приближением к физике концептуальной активности, как физика Ньютона – к физике Эйнштейна. За последние полвека физика сделала важные шаги по пути отказа от привычного понимания материи (тогда как биологи надеются понять эволюцию в рамках физики XIX века до сих пор), поэтому стоит посмотреть, что же следует из идеи Бёрджерса. Он писал:

«Информацию или множество инструкций, зашифрованных в ДНК клеточного ядра, можно скорее рассматривать как множество стратегий, чем как множество фиксированных программ. Эти стратегии обладают некоторой пластичностью и могут адаптироваться к обстоятельствам... При их реализации вступает в силу дискриминирующая, или концептуальная активность... Стратегии могут вступать в действие одновременно или раздельно под влиянием старших (master) стратегий. Поэтому должны быть формы концептуальной активности разных уровней». И далее: «Я допускаю, что можно рассматривать мутации прежде всего как изменение стратегии . Это изменение может вызываться перемещением определенных групп в ДНК и ферментах и, если оно не деструктивно, оказаться подходящим» .

Во многом он оказался прав: активность в самом деле многоуровнева, а мутации являются, в основном, итогом целенаправленного редактирования РНК . Интуиции Бёрджерса (он был физик-гидродинамик) биолог может лишь позавидовать. Еще Бергсон говорил, что «эволюция есть творчество», и Р.Г. Баранцев тоже уверен: «Творческие способности живого существа проявляются через его активность [...] Внутренний механизм упорядочения, каким бы он ни был, поддерживается, должно быть, потенциалом творческой активности живого вещества» .

Как видим, различные философы приходят к одному: реальность устроена куда сложнее, чем казалось прежде. Эти философские тезы еще предстоит наполнить биологическим содержанием, но уже сейчас видно, что старая философия вела биологию в тупик обманчивой очевидности.

Литература

1. Баранцев Р.Г . Имманентные проблемы синергетики // Вопросы философии, 2002, № 9.

2. Берг Л.С. Труды по теории эволюции. Л., Наука, 1977.

3. Зусмановский А.Г . Биоинформация и эволюция. Ульяновск, 2003.

4. Лима-де-Фариа А . Эволюция без отбора. Автоэволюция формы и функции. М., Мир, 1991.

5. Любищев А.А . Проблемы формы, систематики и эволюции организмов. М., Наука, 1982.

6. Любищев – Гурвич . Диалог о биополе. Ульяновск, 1998.

7. Метерлинк М . Тайная жизнь термитов. М., Эксмо-пресс, 2002.

8. Чайковский Ю.В . Эволюция. М., Центр системных исслед., 2003.

9. Шмальгаузен И.И . Факторы эволюции. М., Наука, 1968.

10. Burgers J.M. Experience and conceptual activity. Cambridge (Mass.), 1965.

Иногда я думаю, значат ли что-то воспоминания? Все то, что я ощущаю как будто оно течет в моих венах, но в реальности не существует в текущем моменте — шепот, прикосновения, тот самый взгляд. Где все это, почему ушло, и почему все еще здесь? Моя надежда на то, что что-то произошло, оживляет целую вселенную ощущений, как если бы она была за поворотом. В свою очередь, Вселенная в своих воспоминаниях порождает во мне состояния, которые дороги мне. Но зачем? Быть может когда мне вздумывается перестать существовать, чьи-то переживания о времени, проведенном со мной позволяют мне по-прежнему быть. Если так, то обьективная реальность это фантазм, а мы — части какого-то более глубокого единства. Если мы отпустим иллюзию разделенности, перед нами может предстать бесконечно взаимосвязанная, взаимопроникающая, безразрывная паутина, где электроны в атомах углерода моего мозга всегда знают как бьется твое сердце. Порой кажется, что где-то глубже в этой голограмме передо мной предстает холст, на котором создаются новые миры, в которых прошлое, будущее и настоящее — одно и тоже, а все мы часть одной материи, где сознание создает внеконечное количество тоннелей в голографическом лабиринте, порождая каждое переживание, каждое чувство о тебе и обо мне. Мертвая материя ожила и мыслит. В моем сознании свершается таинство: материя изумленно рассматривает самое себя в моем лице. В этом акте самопознания невозможно проследить границу между субъектом и объектом ни во времени, ни в пространстве. Каждый раз когда я чувствую, нечто в этом лабиринте вспоминает обо мне — вдруг я узнаю, что я не один.

Доктор Станислав Гроф — один из самых неоднозначных ученых в современной психологии. Многочисленные сторонники ставят его в один ряд с отцами психоанализа Фрейдом и Юнгом и рассказывают о сильном, ни с чем не сравнимом опыте, которого можно достичь во время трансперсонального сеанса. Основатель Dream Industries Алексей Остроухов поговорил с ученым о смене парадигм, которая уже произошла, но пока не признана официальной наукой, о том, переживет ли Земля свой главный переходный период и как любовь спасет мир.

— Доктор Гроф, хотелось бы начать это интервью с наиболее, пожалуй, сложного вопроса, а именно: что есть любовь? Что бы вы могли сказать о ней не столько со стороны биологической эволюции, а шире, — что есть любовь как фактор расширения сознания и эволюционного развития человека в целом?

— Любви присуще исключительное разнообразие форм, в диапазоне от повседневных романтических отношений до того, что называется по-гречески агапе — любви космической, которая являет собой некую основополагающую силу, встроенную в самую структуру мироздания, и открывается нам в опытах мистических переживаний. Я полагаю, что любовь, во всем разнообразии ее проявлений, абсолютно необходима для того, чтобы человечество смогло выжить. Слишком долго человечество было движимо насилием и неутолимой алчностью, и сейчас, как мне кажется, настал момент, когда мы попросту не можем позволить себе такую модель поведения, ориентированную на конкурентную борьбу и веру в выживание только сильнейшего. Выживание теперь зависит от того, сможем ли мы укротить эти силы и найти опору не в них, а в любви. Как показывает опыт моей работы, такая трансформация возможна, я наблюдал ее и в других людях, и в самом себе: действительно возможен поворот по направлению от ориентированности на конкурентную борьбу и стяжательство к осознанию того, что необходима синергия, необходим такой способ действий, в силу которого человек удовлетворяет и свои запросы, и запросы других людей, и какие-то запросы более высокого порядка.

Проработка собственных программ, например, травмы рождения, программ, заложенных в детстве родителями, освобождение человека от такого рода импринтов приводит его к все более даосскому восприятию мира, в котором уже нет надобности реализовывать грандиозные проекты, преодолевать препятствия и побеждать врагов, компенсируя таким образом чувство собственной неполноценности. Человек начинает, скорее, всматриваться в происходящее, встраиваться в потоки энергий — это как в боевых искусствах, или в серфинге: серфингист ведь сообразует свое движение с волной. Это ближе к тому, что в даосизме называется увэй, к недеянию, к пребыванию в потоке. И здесь интересно вот что: когда такой способ действий приходит на смену попыткам, что называется, прогнуть этот мир под себя, то и дела у нас начинают спориться, да и мир становится более дружественным, и начинает давать нам нужную информацию, нужных людей, а нередко и деньги. Мы достигаем больших результатов при меньших усилиях, и при этом наша деятельность уже не служит интересам только индивида или группы лиц, но служит некоей более высокой цели.

— Похоже, сейчас Земля переживает переходный период: люди осознанно включаются в процесс поддержки эволюции в созидательном направлении, к тому, чтобы вносить свой вклад в общественное развитие, при этом уже понимая, что мы являемся доминантной движущей силой эволюции планетарной. Пройдя огромный путь от одноклеточных организмов, организующихся и кооперирующихся в живые процессы, сейчас мы находим все большую тенденцию для кооперации, большего взаимодействия между нами и другими видами, и мы, возможно, сумеем когда-нибудь выйти за пределы Солнечной системы и наладить сотрудничество с жизнью, существующей на системах других звезд. Научные открытия, сделанные вами, как представляется, играют в этом важную роль, способствуя развитию сознания по направлению к более холистическому, цельному восприятию мира.

— В моих книгах я специально уделяю внимание перспективам работы с теми состояниями, которые я назвал холотропными и которые представляют собой значимую подгруппу необычных состояний сознания. Такая работа имеет большое значение для целей нашего выживания, поскольку холотропные состояния позволяют выявить истоки насилия и алчности в человеке и способствуют трансформации. Одна из основных проблем для современного человека — это чувство одиночества, отчужденность, работа же с холотропными состояниями позволяет прийти к осознанию себя как составной части всего живого, обрести ощущение принадлежности, выстроить связи с другими людьми, с природой, понять, что наш дом — это весь мир, и жить в нем, исходя из позиций сотрудничества.

Мне выпала огромная честь работать в течение двух с половиной лет с Грегори Бейтсоном, замечательным ученым, сферу научной деятельности которого трудно обрисовать одним словом, — сам он называет себя «генералистом». Он исследует вопросы, связанные с теорией систем, психологией, антропологией и так далее. Кстати говоря, термин «генетика» изобрел его отец. Грегори Бейтсон много говорил о своем несогласии с дарвинистической идеей выживания сильнейшего, иллюстрируя свою точку зрения множеством примеров из истории эволюции, открывающих нам картину, скорее, синергии и сотрудничества, нежели конкуренции. Представьте себе, например, лужайку, на которой пасутся лошади: чтобы вырастить красивый газон, траву необходимо подстригать, а землю — удобрять. Именно это и делают лошади: они щиплют траву, вспахивают землю копытами и удобряют ее, и таким образом создаются некие синергические отношения. И таких примеров он приводил множество, показывая, что движущими силами эволюции зачастую были не только и не столько конкуренция и борьба за выживание, сколько симбиотические и синергические связи.

— Современный социум, пожалуй, склонен считать человека венцом творения и вершиной эволюции, однако не представляет ли собой человек скорее некий переходный вид, если смотреть с точки продолжающегося эволюционного развития? Ведь если считать себя завершающим звеном, то перестаешь видеть свое место в общей долгосрочной перспективе эволюции? Что бы вы могли сказать касаемо того, как нам оставаться настроенными на осознание себя как составной части общемирового эволюционного процесса?

— Многие из тех, кто выбирает для себя глубинное самопознание, работу с бессознательным, — и индивидуальным, и коллективным — приходят к пониманию того, что мы живем в эпоху кризиса. Никогда ранее один биологический вид — человек — не обладал возможностью нанести такой ущерб экологии. Даже после самых серьезных конфликтов, в том числе военных, экосистемы восстанавливались по прошествии какого-то времени. Сейчас же ситуация совсем другая, — существует, например, угроза радиационного заражения. Человечество стоит сейчас на перепутье эволюции, и нам предстоит либо сделать некий эволюционный скачок, едва ли не стать новым видом, либо вплотную столкнуться с угрозой вымирания, причем оно может коснуться не только нас, но также и множества других биологических видов.

— Не связано ли происходящее в том числе и с нынешней научной парадигмой, которую можно было бы назвать одной из руководящих сил в нашем мире? Хотелось бы услышать ваше мнение, поскольку вы в некоторой степени дистанцировались от научного истеблишмента, по крайней мере, в его материалистической и детерминистической ипостаси. Ваши исследования в области психотерапии и холотропных состояний можно назвать в каком-то смысле еретическим голосом. Мы знаем, что происходило с учеными, дерзавшими расширять границы познания, — достаточно вспомнить Вильгельма Райха. Его лаборатория была разгромлена, труды уничтожены или изъяты, а сам он арестован, и все это — с санкции властей. Научное сообщество не вступилось за него. Как следствие, до сих пор очень мало ученых допускают для себя скептическое отношение к утвердившимся представлениям о реальности, допускают «ересь». Помните, какой это вызвало шок, когда Стивен Хокинг признался, что ошибался насчет черных дыр? Какое это вызвало изумление и непонимание? Как вы считаете, какую роль играет ересь в развитии современной науки?

— Вы указали на необходимость смены парадигмы и изменения научного мировосприятия в целом. Собственно говоря, это уже произошло, однако этот факт еще не получил признания. Я уже упоминал о дарвинистическом подходе в наиболее упрощенном его толковании (выживает сильнейший и тому подобное). И Грегори Бейтсон, и многие другие ученые в своих исследованиях приходили к выводу, что эволюция не механистична в своей основе, что можно говорить о том, что ею движет некий разум более высокого порядка. Я говорю о некой духовной силе. Если же взглянуть в контексте дарвинизма на психологию, на фрейдовскую идею первобытных инстинктов как основных движущих сил души, то эта идея может выступать как своего рода научно обоснованное оправдание конкурентной борьбы и эгоизма, которые понимаются как некая норма поведения, обусловленная самой природой человека.

Современные же работы в области исследований сознания дают совершенно иную картину человеческой психики. Да, безусловно, в этой психике есть и темная сторона, все то, о чем писал Фрейд, однако это — не более, чем ширма, за которой скрыта область трансперсонального. И в конечном счете мы обнаруживаем, что человеческая природа скорее божественная, нежели животная. Мы в состоянии пребывать в соединенности с Атманом, единым вселенским разумом, открыть для себя вселенскую любовь, увидеть, что слой дарвинистических и фрейдистских представлений — это всего лишь одна из тех преград, которые мы должны преодолеть. Она до какой-то степени работает, она может направлять людей в их деятельности, но это не обязательно и не необходимо, по крайней мере, для целей самоисследования и самотрансформации. Ее можно преодолеть и ее можно перерасти.

— То есть, если абстрагироваться от ситуации в научном сообществе, получается, что наиболее серьезные проблемы связаны с тем, что человек воспринимает себя как нечто совершенно отдельное от так называемого окружающего мира и не видит взаимосвязей. Интересно, что вы заговорили о Фрейде. Мне никогда не был особенно близок его подход, который, как мне кажется, не отличается избытком оптимизма. Он считал, что автономия сознательного — это иллюзия и писал, что быть человеком значит восстать против того, что это происходит. Мы считаем себя осознанными, самоопределяющимися, думаем, что сами принимаем решения, и, похоже, стремимся к этой автономности, невзирая на все взаимосвязи, цельность мироздания, которую нам показывает жизнь.

На Фрейда оказали существенное влияние идеи Спинозы, который однако придерживался гораздо более холистических воззрений, чем Фрейд, который, хотя и испытал его влияние, не оставил от его холизма почти ничего. Спиноза писал, что человек полагает себя свободным всего лишь потому, что осознает свои желания, однако является всего лишь формой проявления того единого, что называется Богом или природой. Он пишет, что быть человеком — значит участвовать в иллюзии того, что мы — независимые единицы. Это налагает на нас тяжелый груз и в эмоциональном, и в политическом смысле.

Отсюда возникает зависть, гнев, все эти проявления. И странно, что в гораздо более далеко стоящую от нас эпоху люди обладали намного более холистическим мировоззрением, в то время как по мере приближения к XXI веку мышление делается все более детерминистичным, все более узким. Мы затронули вопрос науки, однако все больше становится видно, что есть другая институция, которая влияет на ощущение изолированности человека от всего живого — организованная религия. Хотелось бы услышать ваше мнение о том, каково влияние организованной религии на ситуацию в мире и на то, как люди им управляют.

— Здесь, на самом деле, сразу несколько вопросов. Что касается Фрейда, конечно он был старым и несчастным человеком, однако прежде всего — великим первооткрывателем. Он был моим героем, собственно, благодаря ему я и увлекся психологией, но что касается мировоззрения, — да, он старался придерживаться очень узкого, материалистического подхода в науке. Некоторые из его соображений касаемо природы цивилизации и религии, на мой взгляд, в значительной степени представляют собой редукционизм. Например, трактовка религии как обсессивно-компульсивного невроза, связанного с анальными импульсами, восприятие религиозных ритуалов как ритуалов, связанных с обсессивно-компульсивным поведением.

Трансперсональная психология очень далеко ушла от этого. Для нас стало очевидным, что в основе религий лежит визионерский опыт, тот самый, который переживали их основоположники, — опыт трансперсональный, и в этом смысле ритуал представляет собой нечто глубоко вторичное. Сущность же религии и истоки ее — в откровении «из первых рук», в опыте трансцендентного. Здесь можно вспомнить Будду, который после долгих медитаций и аскезы пережил просветление под деревом Бодхи и достиг освобождения, Иисуса в пустыне, видение апостолу Павлу на пути в Дамаск, Откровение Иоанна Богослова, Моисея и неопалимую купину, Магомета и его мистическое видение… именно из таких опытов и возникли религии — из непосредственного переживания трансцендентного. Когда же религия становится организованной, то на первый план выходит совсем другое: деньги, собственность, политика, контроль над людьми — то есть, соображения светского характера, и мы получаем организованную религию, полностью оторвавшуюся от истока. И в таких случаях подлинная духовность зачастую сохраняется лишь в мистических направлениях. Например, у христианских мистиков, у суфиев, у хасидов, у каббалистов — у тех, у кого сохраняется доступ к мистическому откровению, из которого религия и возникла.

Что касается религиозного мейнстрима, то в нем очень трудно обнаружить подлинную духовность, основанную на личном опыте. Когда мы с Абрахамом Маслоу, Тони Сьютичем и Джимом Фейдиманом начали разрабатывать трансперсональную психологию и формулировать основные принципы новой психологии, которая включала бы в себя духовность, мы не предполагали совмещать догматы организованных религий и науку, однако знали, что наука в своих лучших проявлениях и трансперсональный опыт не противоречат друг другу. То есть, раз человек обладает потенциалом к переживанию всего спектра таких явлений, то почему бы науке это не изучать? Такого рода опыты оказывают совершенно конкретное влияние на человеческую жизнь, при этом они также представляют собой нечто, что возможно изучать, соответственно, мы можем совместить духовность и науку в их наилучших проявлениях.

Знаете, Джозеф Кэмпбелл, возможно, величайший из всех исследователей мифов, был родом из семьи ирландцев-католиков. Он саркастически относился к фундаменталистскому толкованию религий и как-то заметил, что если вы воспринимаете Непорочное Зачатие как проблему из области гинекологии, а Землю Обетованную — как объект недвижимости, то это значит, что у вас действительно большие проблемы. И также он говорил, что божеству, чтобы быть полезным, требуется прозрачность к трансцендентному. Другими словами, в разных религиях существуют разные архетипические фигуры и образы, которые, с точки зрения Кэмпбелла, указывают на что-то, что дальше их, на некий абстрактный исток, из которого возникло все, из которого произошли все религии. Если же архетипические образы теряют свою прозрачность, если мы начинаем поклоняться каким-то конкретным образам, а не абстрактному, не абсолюту, который есть исток всего, то в таком случае у религии возникают проблемы. Потому что такая религия объединяет людей, стремящихся верить так, а не иначе, и в таком случае автоматически возникает разделенность: одна группа людей противостоит другой группе людей.

И даже в рамках одной религии различные группы могут конфликтовать друг с другом, как, например, в Ирландии, где столетиями лилась кровь и католиков, и протестантов. Сунниты и шииты убивают друг друга. Нельзя сказать, что такая религиозность помогает нам в жизни. А ведь латинское слово religio означает соединение того, что было разделено. Подобная стратегия организованных религий разъединяет мир, и это очень опасно, это составная часть той проблемы, которая существует в нашем мире.

Трансперсональной психологии интересны не организованные религии, а непосредственные переживания мистического, трансперсонального. Такие опыты сходны с тем, что переживали мистики, такие опыты всеобъемлющи и не разделяют людей по религиозному признаку. И вот это действительно помогает, поскольку способствует общности людей и пониманию ценности духовности и духовного поиска. При этом неважно, в какие внешние формы будет облечен этот духовный поиск, будет ли это христианство, суфизм, хасидизм, — это равновелико. То есть скучным будет тот мир, в котором только одна народность, один язык, одна и та же музыка…

Люди, однако, зачастую не рады этому разнообразию и выбирают для себя приверженность какой-то одной отдельной форме его проявления. Сходное явление мы можем наблюдать и во внерелигиозном контексте, например, в коммунистических и капиталистических обществах. Китайский коммунизм предполагал одинаковые условия проживания, одинаковую одежду, одинаковое питание для всех — тоска! А при капитализме, куда бы вы ни приехали, вы увидите там заправочную станцию Шелл, Кентукки Фрайд Чикен, Макдональдс, — везде один и тот же набор. При этом в тех же самых городах существует прекрасная старинная архитектура, но она ограничена пределами исторического центра, а на периферии возводятся однотипные и неинтересные постройки, одинаковые, куда ни посмотри.

Соответственно, что касается устройства космоса, как мы его понимаем, разнообразие его внешних проявлений содержит в своей основе некое глубинное изначальное единство, в то время как те примеры, которые я привел выше, касаются однообразности мира и иллюзии отделенности, в силу которой и вовсе теряется ощущение некоего общего основополагающего единства. На данный момент в мире многие группы, которые были угнетены, борются за автономию, как, например, гавайцы, древний народ, который стремится вновь изучать родной язык, сохранять свое наследие, танец хула и тому подобное. Коренные народы Америки также борются за сохранение своих традиций, многие из которых подавлялись христианством, а традиции эти были очень земными, очень природными, и долгое время были под запретом.

— Такое впечатление, что организованные религии стремятся внедриться в политические системы, лоббировать правительственные структуры, как если бы религии создавали упрощенный нарратив бытия и мира, которым политики пользуются по причине того, что им больше нечего предложить избирателям, и у них нет для решения социальных вопросов другого языка, кроме того, который были создан внутри религий и религиозных сект. Религия, как мне представляется, всегда была вовлечена в политику, однако не удивительно ли наблюдать такую картину в социумах, которые, как предполагается, ориентированы на демократические ценности? Сегодня мы наблюдаем предельно странное, глубокое сотрудничество правящих сил и организованной религии.

— Понимаете, мистическое мировосприятие, основанное на духовном опыте, не противоречит научному знанию. А догмы организованной религии — противоречат. Галилея вынудили отречься от своих убеждений, Джордано Бруно, Жанну Д"Арк сожгли на костре, и только по прошествии долгих столетий Церковь принесла свои извинения за это. А в современном мире, где стремительно растет народонаселение, и СПИД принял масштаб эпидемии, очень трудно принимать организованную религию всерьез, если она считает, что главное, с чем нужно бороться, — это распространение противозачаточных средств.

В своей книге «Дао физики» Фритьоф Капра показал, что открытие на рубеже 19-20 веков радиоактивности и рентгеновских лучей положило начало конвергенции концепций современной физической науки и великих духовных традиций Востока. Духовные традиции, в особенности тантрическая, содержат те же самые идеи. Тантрическая традиция располагала необычайно высокоразвитым научным знанием. Например, возраст Вселенной она исчисляла в миллиардах лет, как и современная астрономия, а не в шесть тысяч лет, которые якобы насчитывает этот мир, сотворенный в один день, — идея, не получившая на данный момент никаких научных подтверждений.

Ученые-тантристы разработали систему десятичного исчисления, включающую в себя нуль, разработали высокоразвитую физику вибрации. В то же время присутствовала и духовная система, ориентированная на неистовое самопознание, и искусство, ориентированное на духовное развитие. В каком-то смысле эта система представляла собой предтечу того, что мы стремимся сделать сейчас, а именно — соединить духовность в ее наилучших проявлениях и передовую науку. И это сделать несложно. А вот соединить науку и догмы организованных религий не получается, и не имеет значения, ньютоно-картезианская ли это наука или наука новой парадигмы. Большую роль здесь играет тотальное непонимание, совершенно искусственное смешение понятий, — например, поскольку рай вроде как должен находиться на небе, а на небе у нас теперь летает телескоп Хаббл, и он не зафиксировал ни Господа, ни ангелов, играющих на арфе, то мы, стало быть, доказали, что религия ошибается.

Также мы теперь знаем, что температура в центре Земли выше, чем на поверхности Солнца, и среди расплавленного никеля и железа вряд ли есть Сатана. Айфон теперь может показать нам любое место на поверхности земли. Первые путешественники в давнишние века искали и земной рай тоже, и не нашли, хотя нашли много чего прекрасного, и мы знаем, что на земле такого рая нет. Хаксли видел в этом фундаментальную ошибку, поскольку понятия рая, онтологически истинные, представляют собой состояния сознания. Иными словами, для переживания таких состояний необходимо изменить сознание. Многие люди в необычных состояниях переживают опыт рая или ада, но к физическому миру он не имеет ни малейшего отношения. Таким образом, между духовностью и наукой нет конкуренции, они не сражаются за территорию, и единственная научная дисциплина, которая может выдвигать обоснованные суждения о таких явлениях, как рай и ад, — это люди, изучающие такие состояния тем способом, которым они переживаются.

— В вашей работе вы всегда поощряли людей к тому, чтобы они следовали своим корням, шли в глубины себя, своей психики. И в собственном поиске вы исследовали множество новых и неизведанных территорий. С вашей точки зрения, можно ли что-то сделать, что могло бы сдвинуть с мертвой точки укоренившиеся в человеческом обществе догматизм, иерархичность и агрессивность?

— Мы действительно очень крепко запутались в сетях материального мира и склонны верить, что счастье измеряется деньгами, социальным статусом и т.п, а ведь это, по большому счету, иллюзия. Можно достичь небывалых материальных высот и при этом все равно быть несчастным. Вот, например, миллиардер Говард Хьюз закончил свои дни в пентхаусе на Багамах, в темноте, собирая собственную мочу, — не похоже, чтобы все эти миллиарды долларов сильно помогли ему в смысле качества жизни. Или, например, Онассис, — ему тоже как-то не особенно левитировалось. Что же касается духовных традиций, в них заложена, прежде всего, та базовая идея, что и счастье, и внутренний покой достигаются через внутреннюю работу, через процесс трансформации, приводящий нас к умению радоваться нашей сопричастности бытию, сопричастности сознанию. Если такая основополагающая связь со всем сущим у нас выстроена, то все остальные блага воспринимаются уже как некий дополнительный бонус, как подарок, но если ее нет, то сами по себе материальные блага, сколько бы их мы ни стяжали, не помогут нам обрести чувство полноты жизни.

К сожалению, материалистический подход используется и для оценки качества жизни в масштабе целых стран, — мы используем в качестве мерила объем валового национального продукта и уделяем первостепенное внимание вопросам экономического роста. При этом в развитых странах сохраняется высокий уровень разводов, высокий уровень самоубийств, и нельзя сказать, что материальное благополучие сколько-нибудь существенно повысило жизненный уровень. Жизненный уровень — это качество жизни, и он определяется нашей включенностью в бытие, а не уровнем дохода. Можно есть простую пищу, ходить босиком по морскому берегу, слушать крики чаек, любоваться закатом и чувствовать себя счастливым, а можно изнывать от тоски в роскошном антураже, заливая эту тоску алкоголем и мечтая о суициде. Похоже, мы еще не пришли к пониманию этой идеи, а понимание это приходит в процессе самопознания, самотрансформации.

— То есть накопление богатства представляет собой экстернализацию проблемы?

— Это то, что в экзистенциальной философии называется «аутопроекция»: сейчас мне плохо, с моей жизнью что-то не так, что мне делать, как мне попасть туда, где будет хорошо, — для этого мне нужно сто тысяч долларов, миллион долларов, дом побольше, машина получше, стать сенатором, получить ученую степень… То есть стремление выбраться из тюрьмы собственного бессознательного претворяется в конкретные планы на жизнь, и они линейны: я буду двигаться вот в этом направлении, преодолею препятствия, одержу победу над врагами. Результатов здесь может быть два: либо мы не достигаем цели, поскольку замахнулись слишком высоко или не справились, и продолжаем думать, что были бы счастливы, достигнув ее, либо, что еще хуже, мы добиваемся того, что должно было принести нам счастье, но ни миллион долларов, ни сенаторское кресло, ни ученая степень не меняют сколько-нибудь существенно наше ощущение от жизни.

И получается так, что настоящая, полнокровная жизнь для нас все время где-то в будущем, ее нет в настоящем, и мы ждем этого будущего, в котором наконец-то станет хорошо. Мне доводилось работать с людьми, которые упорно трудились в течение десятилетий, чтобы добиться своей цели, а добившись, на следующий день впадали в депрессию, потому что их жизнь не преобразилась магическим образом, а они всегда верили, что это произойдет. Джозеф Кэмпбелл сравнивал это с тем, чтобы забраться на самый верх лестницы и обнаружить, что прислонили ее не к той стене. Тем не менее и качество жизни, и счастье мы продолжаем измерять с материальной точки зрения, с точки зрения валового национального продукта.

— Интересно, что в современной культуре трудно обнаружить какие-либо системы, которые были бы целенаправленно и устойчиво ориентированы на раскрытие человеческого потенциала. Кажется, Фрейд говорил, что излечение невроза — это возвращение пациента в обыденное состояние несчастья?

— Фрейд в ходе терапии стремился избавить невротика от страдания чрезвычайного и вернуть его в страдание повседневное, — не очень грандиозная задача, согласитесь. При этом, работая с инструментами, которые дают нам мистический опыт, мы можем действительно по-настоящему улучшить качество нашего бытия в этом мире.

— Однако привычные формы психотерапии не то что не сдают своих позиций, а продолжают распространяться все шире, захватывая все новых людей и втискивая их в рамки системы, которая не способна ни раскрыть наш потенциал, ни улучшить качество жизни. Возможно, этот вопрос покажется вам чересчур радикальным, однако не следует ли людям отказаться от таких внешних форм терапии в пользу более холистического подхода, который позволит интегрировать наш внутренний мистический опыт?

— Что ж, я скажу, что я думаю о психиатрии. Понимаю, что многим это может не понравиться, да и мне самому не очень нравится так говорить, однако в психиатрии мы очень часто видим стремление подавить симптом. От бессонницы назначается снотворное, от перевозбуждения — транквилизаторы, от депрессии — антидепрессанты и так далее. Но дело в том, что подавление симптома — это не терапия. В медицине, а психиатрия — это отрасль медицины, возможны две ситуации, когда назначается симптоматическое лечение: во-первых, при лечении причины заболевания, если необходимо облегчить возникающий при этом у пациента дискомфорт. Во-вторых, при неизлечимых заболеваниях, когда единственное, что мы можем сделать, — это облегчить симптомы. В соматической медицине это могло бы выглядеть примерно так: у больного высокая температура, чтобы сбить температуру, надо больного положить на лед, а отчего температура, почему температура — неважно. Такого рода поверхностный подход часто встречается в психиатрической практике.

При этом существуют и направления, которые работают с причинами наших состояний, существуют более глубинные подходы в психотерапии. Однако проблема заключается в том, что всевозможных школ — великое множество, и у каждой — свое понимание основных движущих сил человеческой психики, причин возникновения симптомов, значения этих симптомов и необходимого способа действий. Одну и ту же фобию бихевиорист и фрейдист будут рассматривать совершенно по-разному. Альтернативой в холотропных состояниях будет фокусировка на нашем внутреннем целителе, внутреннем исцеляющем начале. В большинстве школ принято считать, что сначала нужно умом понять проблему, потом придумать стратегию ее решения. Например, в фрейдовской терапии, которой я обучался, применяется метод свободных ассоциаций, интерпретация, даже терапевтическое использование молчания и так далее.

Что же касается холотропных состояний, они работают примерно как некий внутренний радар, который обнаруживает те области бессознательного, которые содержат наиболее сильный эмоциональный заряд, и эти области начинают выходить на поверхность. Человек проживает соответствующие эмоции, воспоминания, высвобождает накопившиеся энергии, симптомы пропадают в ходе проживания опыта, и это есть процесс, ведомый неким внутренним разумом, — вы просто поддерживаете то, что происходит, даете этому родиться, даете развиться исцеляющему терапевтическому процессу, которому присущ собственный разум.

Карл Густав Юнг говорил о процессе индивидуации. Терапевт — это не основное действующее лицо, терапевт — это не тот, кто на основании своих гениальных прозрений все пациенту объяснит и все исправит. От терапевта требуется умное присутствие, умная поддержка того, что рождается. В юнговской технике активного воображения сознательное эго вступает в своего рода диалектическое общение с тем более высоким аспектом самого человека, который Юнг назвал Самостью. При этом используется язык символов, и процесс исцеления происходит внутри, внутри самого человека, в то время как терапевт выступает всего лишь в роли фасилитатора, а не вершителя происходящего, не хирурга. Кстати, даже в хирургии излечение в значительной степени зависит от тела, однако вся заслуга приписывается хирургу, который проводил активную часть работы.

— В шестидесятые-семидесятые годы прошлого века господствовали две точки зрения на использование психоделиков: одна поддерживала свободные и бесконтрольные эксперименты с психоделиками, другая — их научное исследование в соответствии со строгими правилами. Сейчас же, как кажется, сохранилась только вторая. При этом общество как будто забыло, что на протяжении многих тысяч лет человеческой истории люди успешно экспериментировали с психоделиками безо всякой привязки к медицине или науке, в самых разных бесконтрольных ситуациях.

Сначала появился запрет на психоделики, после которого какая-либо серьезная работа с ними стала крайне затруднительной. А сейчас мы как будто пытаемся снова поставить их на ноги, но уже в рамках безликого и ригидного научного мировоззрения и современной медицины, в то время как прием психоделиков в ритуальном или научном контексте как раз дает человеку доступ к такому опыту, который в корне опровергает метафизику современной науки и индустриальной масс-культуры.

Что здесь беспокоит меня, так это то, что мы не учитываем историю психоделиков во всей ее полноте, — я имею в виду не вас конкретно, а в целом научное сообщество, которое интересуется психоделическими исследованиями. Мы как будто стремимся отрешиться от колоссального исторического наследия, связанного с использованием психоделиков, и применять их в клиническом контексте, — получается, что тот инструмент, который дает нам доступ к другим уровням восприятия, в том числе и трансперсональному измерению, и который всегда был составной частью холистического процесса человеческой эволюции, мы дегуманизируем и помещаем в лабораторию, а лаборатория — это уже составная часть научной организации, которой присуще ригидное материалистическое мировоззрение. Получается, что на всех, кто применяет психоделики вне лабораторного контекста, мы навешиваем ярлык наркоманов. Я не хочу сказать, что это какой-то заговор, я просто хочу сказать, что уходит фундаментальная часть дискурса, и она про то, что психоделики — это наше человеческое право, это — наше социальное право, просто потому, что на протяжении тысячелетий они были частью человеческой истории.

— Прекрасно подмечено. На данный момент мы знаем, что во многих культурах растительные психоделики использовались в ходе религиозных церемоний. В США же проблема заключается в том, что право на свободу вероисповедания закреплено в Конституции, и, таким образом, запрет на психоделики антиконституционен. Это осознали много лет назад и сделали исключение для Церкви коренных американцев, которая в своих ритуалах использует пейотль. Но и это антиконституционно, поскольку принцип равенства в правах должен защищать не только меньшинство, но и большинство. Нельзя разрешать что-то коренным американцам и не разрешать то же самое англосаксам. Чтобы не углубляться в эти вопросы, занимались в основном поимкой тех, кто производит и продает психоделики, избегая затевать то, что называется прецедентным процессом, — ведь на таком процессе такие люди, как Алан Уотс, я, чета Шульгиных из Гарварда могли бы рассказать, что речь в данном случае идет действительно о религиозной деятельности, и что она насчитывает много сотен лет, практиковалась еще в дописьменных обществах, и что в ней существует целительская традиция.

В течение последних сорока лет действовал запрет на использование психоделиков в духовных или терапевтических целях и исключений из этого правила было мало. Поэтому с какой-то точки зрения то, что происходит сейчас, можно назвать прогрессом, — в Гарвардском университете, Университете Джона Хопкинса, Университете штата Калифорния, Государственном университете штата Нью-Йорк, Университете штата Калифорния в Сан-Франциско, Университете штата Аризона сейчас действуют программы исследования психоделиков, причем некоторые из них повторяют нашу работу с больными в терминальных стадиях рака, где психоделики использовались для того, чтобы смягчить страх смерти и изменить опыт умирания. Исследование, проведенное в Университете Джона Хопкинса, показало, что псилоцибин может вызывать мистический опыт, что это таинство, если хотите. А канадка Джессика Рочестер, с которой мы вели совместный тренинг, добилась разрешения проводить ритуалы с использованием айяуаски, и теперь прием айяуаски в ритуальном контексте больше не является правонарушением. При этом запрет на использование айяуаски вне ритуалов сохраняется. То есть начинает получать признание тот факт, что прием психоделиков — это религиозная деятельность, пусть и непривычная для христианского сообщества или каких-то других сообществ, но при этом насчитывающая долгие столетия применения в религиозном и духовном контекстах. Это, безусловно, религиозная деятельность, и подавление ее означает подавление свободы вероисповедания. Хотя в США и сильно влияние христианского фундаментализма, закон поддерживает все религии, — у нас есть суфии, буддисты, коренные американцы, другие группы верующих, и действие Конституции распространяется на всех. Сейчас в США тоже предпринимаются попытки узаконить использование айяуаски в ритуальных целях.

Однажды я принимал участие в церемонии индейцев Потаватоми, в которой использовался пейотль, — индейцам было разрешено его использование и они пригласили на церемонию меня и еще четверых американцев. И это происходило легально, в то время как в остальном ситуация с психоделиками была очень проблемной. Так что это достаточно теневая область, поскольку нет никаких сомнений, что ответственный прием психоделиков в ходе ритуала относится к сфере подлинной религиозной деятельности. Не знаю, как обстоит дело в России, но в США с этим возникает реальная проблема, так как Конституция гарантирует право на свободу вероисповедания.

— Вы упомянули еще одну крайне интересную тему, а именно: работу с пациентами в терминальной стадии заболевания и облегчение их страха смерти через психоделический опыт. И тут у меня возникает вопрос: смерти боятся все люди, не только смертельно больные…

— Вам знакома книга Беккера «Отрицание смерти»? В ней все это описано с предельной ясностью.

— Страх смерти присущ каждому человеку, но такое впечатление, что научное сообщество позволяет разбираться с этим страхом только у смертельно больных. Однако могу предположить, что к состоянию смертельной болезни их привело как раз то, что, будучи еще в добром здравии, они, как и большинство из нас, не имели возможности как-то с этим страхом смерти столкнуться. И опять-таки, нет ли у вас опасения, что у нас появится возможность применять психоделики в работе со смертельно больными, в то время как те, кто еще не смертельно болен, однако сталкивается с тем же самым набором проблем, не сможет получить доступ к опытам такого рода?

— Понимаете, тут нужно быть реалистами. Когда мы проводили легальные исследования, получить разрешение на использование психоделиков с больным, который скоро умрет, было намного проще, чем получить разрешение на их использование в учебных целях здоровыми людьми.

— И это в 60-е годы?

— Я приехал в США в 1967 году, разрешение на применение психоделиков в учебных целях мы получили, но это было очень трудно, а получить разрешение на использование их в работе со смертельно больными было сравнительно легко. Предполагалось, что они все равно умрут, соответственно, можно не церемониться. Опять-таки, есть жизненные реалии, — закон есть закон, и, вне зависимости от того, согласны вы с ним или нет, его необходимо соблюдать, иначе возникнут проблемы. К сожалению, в шестидесятые годы истерическая реакция законодателей фактически убила легальные исследования, потому что ученые должны были соблюдать закон. Причем на уличное потребление это никак не повлияло, подростки все так же покупали себе дозу на улице, а запрет только добавил притягательности. Когда мы проводили исследования, нам позвонили из Национального института психического здоровья и спросили, что им делать, как бороться с растущим потреблением среди молодежи. Наш ответ им не понравился, мы сказали, что нужно создать сеть центров, в которых те люди, которые и так что-нибудь примут на улице, могли бы принимать чистые вещества под наблюдением, и это дало бы ценный материал, помогло бы понять воздействие психоделиков на психику человека. А пока что уличный тинейджер знает о психоделиках больше, чем профессионалы. Конечно же, наш совет не был услышан, однако действовать нужно было бы именно по такой схеме: чистые субстанции, под наблюдением, люди, которые настолько сильно стремятся получить такой опыт, что готовы получать его в других, гораздо более опасных обстоятельствах.

— Но вы согласны, что, если помимо клинического и научного использования психоделиков допустить их контролируемое применение в религиозном и терапевтическом контекстах, то это окажет положительное влияние на наш социум и будущее, которое его ждет?

— Мы уже говорили об этом, да, это предоставит легитимный инструмент для тех людей, которые ищут духовного опыта. Именно так психоделики и использовались. Интересно, что если взять, например, шаманизм, то мы увидим, что исцеление и духовность составляют одно целое. И в Древней Греции, например, пребывание в храме рассматривалось как и исцеляющий, и духовный опыт. Потом возникло разделение на медицину и религию, однако по-настоящему эффективная целительская работа всегда будет и духовной работой также. Я получил образование в области клинической психиатрии, я искал более мощный инструмент, который позволил бы пойти в глубины бессознательного, и я обнаружил, что когда люди находят корни своих проблем, то происходит духовное раскрытие, и здесь уже нельзя сказать, что вот это — исцеление, а вот это — духовный поиск. Духовный и философский поиск даже может показаться более интересным, и хотя человек пришел на терапию, ее он будет уже воспринимать как побочное явление, в то время как основным будет самоисследование и процесс духовного поиска. Эндрю Вейль в книге «Естественный ум» пишет, что потребность в трансцендентных переживаниях — это самая мощная движущая сила человеческой психики, она сильнее, чем секс, которому Фрейд придавал такое большое значение. Если же доступа к трансцендентным переживаниям нет, то стремление это принимает разнообразные девиантные формы — возникают зависимости, алкоголизм и т.п.

— То есть экстернализация происходит в силу невозможности внутренней работы, внутреннего самоисследования?

— Тогда получается, что нашей системе здравоохранения следовало бы принимать во внимание и духовные вопросы, однако этого пока не заметно.

— На мой взгляд, сейчас происходит смена парадигм. Томас Кун в своей работе о структуре научных революций пишет, что наука в своем историческом развитии проходит определенные этапы, определенные периоды, которым сопутствует то или иное мировоззрение, — он называет это парадигмой, системой метафизических подразумеваний и убеждений, а также методов оценки и стратегий научных исследований. В течение таких периодов ученые заняты тем, что он называет «нормальной наукой» — они решают задачи в рамках принятого на данный момент научного мировоззрения. Но в какой-то момент появляются новые данные, новые наблюдения, которые существующая парадигма объяснить не может, — например, эксперимент Майкельсона-Морли, который привел к созданию теории относительности, открытию радиоактивности, рентгеновских лучей и т.д. И становится очевидным, что прежняя парадигма не может объяснить новые данные. Поначалу их могут отвергать, объявлять ненаучными, недостоверными, обвинять исследователя в нечестности, объявлять, что он безумен, — Эйнштейна, например, называли безумцем, а его идеи на тот момент понимали от силы шесть человек. Далее происходит кризис, в ходе которого появляются все более и более смелые альтернативы, которые дают ответы на эти новые вопросы, и в конечном счете принимается одна из них, которая и становится ведущей парадигмой следующего периода.

Мы здесь говорим о серьезной смене парадигм, а не о каких-то частностях. Мы говорим о том, что сознание как минимум равновелико материи, если не превосходит ее по значимости. Мне, например, гораздо проще поверить, что материальный мир представляет собой некую виртуальную реальность, некую аранжировку разнообразных опытов, чем поверить, что материя смогла породить такое явление, как сознание, — это нелепо. Однако такое убеждение существует, и оно очень глубоко укоренилось, поэтому для отказа от него понадобится немало времени и большое количество наблюдений.

Здесь можно привести несколько интересных примеров. Например, на рубеже XIX-XX веков лорд Кельвин заметил, что все открытия в физике уже сделаны, больше открывать нечего, осталось только совершенствовать точность измерений. Это было за пять лет до открытий Эйнштейна. Дарвин сказал об оппонентах его теории, что остается только ждать, пока вымрет старое поколение, молодому поколению его теории покажутся более приемлемыми, а старое поколение слишком привязано к прежней парадигме, в которой обучало, в которой публиковало книги, в которой было авторитетами в различных областях. И им трудно признаться в том, что они что-то понимают неправильно.

— Поколения сменяют друг друга, но при этом мы создали такие системы школьного образования, которые не развивают человека как он есть, которые ориентированы скорее на то, чтобы научить его выполнять приказы, действовать в рамках религиозных или экономических структур. Генри Форд подметил, что творческое или интуитивное знание дает мало узкопрактической пользы, поэтому он продвигал современный подход к образованию, который зомбирует людей, чтобы они выполняли приказы, проявляли пунктуальность, оставались в системе, приспосабливались к ней, и т. д. Современные системы школьного образования — это как виртуальная лоботомия школьников, которых учат соответствовать, дабы не быть извергнутыми во тьму внешнюю, за рамки социума. Какой бы Вы могли дать совет родителям, семьям, как приветствовать и поддерживать детей, приходящих в этот мир, и сталкивающихся в нем с такой агрессивной системой промывания мозгов?

— Уже в целом признано, что основы личности закладываются в младенчестве и детстве. Однако те открытия, которые мы сделали и которые касаются области перинатального — это что-то совершенно новое. Об этом упоминал Отто Ранк, но только в ходе работы с холотропными состояниями мы смогли увидеть перинатальный материал в беспрецедентно огромном объеме. Стала также понятна важность пренатального периода. Благодаря этим открытиям была создана Ассоциация пренатальной и перинатальной психологии, которая проводит ежегодные конференции, международные конференции, собирающие акушеров-гинекологов, детских психиатров и других специалистов, занятых в этой сфере. На данный момент очевидна необходимость гигиены беременности, то есть необходимость правильной обстановки, правильной окружающей среды для беременной женщины. Манхэттен, например, с его автомобилями и шумом, — уж точно не то, что нужно беременной. Природой такое не предусмотрено, такая окружающая среда существует всего-то сотню лет примерно, и для биологии это примерно как тиранозавр в самолете, это дико и странно. Я бы предпочел для беременной женщины не условия большого города, а красивые места на лоне природы. В коммунистической Чехословакии женщинам приходилось работать в течение всей беременности, потому что декретный отпуск был очень коротким. Беременные женщины работали на заводах, работали с тяжелым оборудованием, и это не лучшая обстановка для них.

Сейчас существует концепция естественного родительства; пионером водных родов был Игорь Чарковский, однако некоторые моменты в его работе, например, связывание рук, проныривание новорожденных, у многих вызвали антагонизм. Идеи Чарковского в более мягком формате развил, в частности, Мишель Оден, в чьей клинике женщины могли рожать вместе с мужем, без яркого света, без громкого шума. Обстановка в родах чрезвычайно важна. В одной из своих книг Мишель Оден связывает агрессивность и любовь с обстоятельствами рождения человека. В родах задействованы две группы гормонов, одна — это гормоны стресса, катехоламины, адреналин, норадреналин, они связаны с тем, что роды на открытой местности могли, например, привлекать хищников, соответственно, у человека есть такая тревожная сигнализация. Другая группа гормонов, также важная с точки зрения эволюции, — это те гормоны, которые обеспечивают бондинг между родителями и ребенком, это важно для целей выживания потомства. Это эндорфины, пролактин и еще один гормон. Мишель Оден пишет, что в больнице можно создать для роженицы тихую и спокойную обстановку, и в таком случае будет доминировать бондинг, однако если женщина рожает среди шума, яркого света и студентов-медиков, то это активирует катехоламины, и в первом случае у ребенка выстраиваются любящие отношения с другими людьми, а во втором — ощущение враждебности мира, в котором необходимо постоянно быть начеку. И, разумеется, совершенно необходим физический контакт, то, что называется анаклитическим удовлетворением. Необходимо грудное вскармливание, контакт с матерью, любящая атмосфера. Родителям, чтобы ее создать, нужно, прежде чем стать родителями, сначала проработать некоторые собственные проблемы, потому что они — как проклятье, передающееся от одного поколения к другому.

Если сами родители в детстве подвергались насилию, если им трудно быть хорошими родителями, то им могут помочь ритуалы перехода, какая-то собственная работа, которая будет предварять создание семьи. А дальше — рождение детей, грудное вскармливание, естественный физический контакт. В США женщины зачастую настолько зазомбированы, что предпочитают кормить детей искусственной смесью, потому что она «научная»! Поэтому очень важно, как именно люди будут приходить в этот мир. Также важно, чтобы общество, в которое они приходят, было вменяемым. Понимаете, одна из трудностей, с которыми сталкиваются люди, проделавшие сколько-нибудь существенную работу с холотропными состояниями, начиная с шестидесятых годов, когда все это происходило стихийно и довольно безумно, — это отсутствие поддерживающего контекста. Например, если живешь в племени индейцев Уичоли и участвуешь в ритуале перехода с использованием пейотля, то проживаешь опыты, которые сближают тебя с племенем, потому что подтверждают философию, мифологию, психологию этого племени. А европейцы и американцы, пережившие подобный опыт, пришли к системе ценностей, которая не соответствует тому, как живет их культура. Ну, например, «нет — войне», «занимайтесь любовью, а не войной», «выпадайте из системы».

Я не хочу жить в мире, который губит природу, в котором убийство считается приемлемой формой решения проблем. Давайте примем Конституцию, которая будет защищать жизнь! То есть, эта система ценностей полностью противоречит философии индустриальной цивилизации, которая в конечном счете разрушительна и саморазрушительна. То есть, человечество движется к самоубийству, хищнически эксплуатируя невозобновляемые природные ресурсы, выкачивая нефть и загрязняя окружающую среду, создавая таким образом угрозу нашему биологическому выживанию. И неправильно думать, что это может произойти через тридцать, пятьдесят или сто лет, потому что мы навязываем линейность процессу, который должен быть цикличным, природа всегда обновляется, природа не производит ничего, что не смогла бы разрушить. И нам не следует производить того, что не поддается вторичной переработке, что не возвращается в цикл. Природа жизни циклична, и если пытаться сделать ее линейной, то рано или поздно мы столкнемся с проблемами.

Леонид Александрович, Дэн Браун в книге «Происхождение», размышляя, в какую сторону устремлен вектор эволюции, высказывает предположение, что в ближайшие десятилетия человек все теснее будет интегрироваться с техническими устройствами, и такой вид, как Homo sapiens, исчезнет. Вы разделяете эту точку зрения?

Есть кривая, которая выражает соотношение численности особей определенного вида к массе тела. Согласно этим расчетам, людей на земном шаре должно быть несколько сотен тысяч. А нас - семь миллиардов! Как человеку удалось преломить эту закономерность и победить в эволюции? В научных кругах обсуждается масса гипотез, но суть большинства из них сводится к простой формуле: люди лучше других животных научились предсказывать будущее. Именно благодаря возможности предвидеть ход событий первобытный человек, условно говоря, «съел» леопарда, а не наоборот: он изучил его повадки, знал, по какой тропе он пойдет к водопою, и выкопал там яму. И что такое наука? Свод знаний, которые не только описывают процессы и дают нам их более глубокое понимание, но и предсказывают новые, еще неизвестные факты. Предсказание - это и есть конечная цель познания. Интуитивное предвидение превратилось в науку - и вот мы дожили до создания искусственного интеллекта. У которого две главные функции: распознавание образов, в первую очередь звуковых и зрительных, и прогноз того, как будут вести себя разные объекты. Бурное развитие технологий ИИ идет уже года три - и сейчас все улетает просто в космос: количество алгоритмов, их сложность, точность предсказаний. Машина уже распознает лица лучше, чем живой оператор, и способна прогнозировать сложнейшие, многомерные процессы, создавать математические модели развития вселенной.

Человечество постоянно совершенствует различные технологии - в первую очередь, чтобы облегчить жизнь людям. Мы действительно стали делать многие вещи быстрее и проще. Но стали ли мы от этого счастливее?

Если перенестись на тысячи лет назад и поразмышлять над тем, стали ли мы счастливее первобытного человека? Думаю, нет. Не похоже, чтобы прогресс подарил нам вселенскую благодать, но я уверен, что эволюцией человека движет стремление к счастью и у каждого оно свое. Например, в представлении детей - это исполнение желаний. Сбылось, что загадал, - это и есть подлинное счастье. На самом деле взрослые не так уж далеко от этого ушли. Я помню, как мои родители купили первую машину. Счастье! Жизнь удалась! Если посмотреть на жизнь под этим углом, то искусственный интеллект сегодня способен предугадать и исполнить желания, даже не вполне осознаваемые. Это совсем не сложно: мы оставляем кучу следов. Телефоны, браслеты и прочие гаджеты, которые круглосуточно собирают массу данных о поведении, привычках, предпочтениях человека. Представьте, вы утром проснулись, только глаза открыли, а искусственный интеллект уже предсказал, что сейчас вы захотите включить телевизор, причем сразу на любимом канале. Вечером пришли с работы - холодильник уже сам заказал продукты, предугадав, что бы вы хотели съесть сегодня на ужин в зависимости от самочувствия и настроения. К слову, на рынке софта уже появилось огромное количество приложений, которые учат позитивно мыслить, правильно дышать, мониторят ваш пульс и колебания настроения. В их основе лежит научная база, состоящая из многочисленных исследований в области психологии.

Британский экономист Уильям Дэвис дал этому явлению определение - «индустрия счастья». В одноименном бестселлере он рассуждает о том, что подобные гаджеты могут собрать информацию и подсказать, что стоит сделать для улучшения настроения, но они не способны сделать человека по-настоящему счастливым.

Я с этим мнением согласен, но мы сейчас говорим не об особенностях мировосприятия (ментальности), а об инструментах, способных нас поддержать в нужный момент. Никакой гаджет не решит проблем более высокого, духовного уровня, например, разбитого сердца. Однако искусственный интеллект способен предугадать, что вам для полного счастья нужна эмоциональная встряска до того, как вы сами это осознаете и заскучаете от жизни. Прилетит push-сообщение с приглашением на концерт, тренинг личностного роста или экстрим-тур - в зависимости от ваших предпочтений. С точки зрения нашего сегодняшнего менталитета такая вот предсказуемость - плохо. Илон Маск заявил, что искусственный интеллект несет едва ли не большую опасность для человечества, чем ядерное оружие, на что Марк Цукерберг по-дружески посоветовал ему не нагнетать драматизма. Я – сторонник второго лагеря. Что плохого в умении предвидеть будущее и влиять на него? В частности, у многих людей происходят проблемы в момент принятия решений. При этом, если считывать человека, то выяснится, что выбор он подсознательно уже давно сделал, и машина его подскажет.

А лично вы легко принимаете решения, никогда не сомневаетесь?

Я живу по принципу: прилетела задача – иди и делай! Иди туда, откуда страшно. Это мой путь к развитию.

Не ведет ли упрощение жизни, которые дают технологии, искусственный интеллект, нам же во вред? Не возьмут ли машины верх, а сам человек станет ненужным?

Искусственный интеллект - это такая штука, в которую ни пять принципов робототехники, ни десять заповедей не вписать. Нет там такой строчки. Это программа, которая стремится наиболее точно удовлетворять ваши желания: все время подкидывает разные варианты, анализирует и второй раз уже не ошибается. Но чего в искусственном интеллекте нет совершенно, так это агрессии! Да, человечество сейчас переживает не одну техническую революцию, а целый их каскад. Уже сегодня можно отбросить часть профессий за ненадобностью. Как справедливо говорят социологи, в данный момент происходит не кризис занятости, а кризис смысла работы. Разобравшись с последним, мы решим проблему собственной значимости и найдём свою нишу в жизни. Вспомните, не так давно большая часть населения России занималась сельским хозяйством , так как нужно было решать проблему голода. Но с появлением машин производительность труда выросла, и необходимость в рабочих руках в натуральном хозяйстве стала менее актуальной. Всё больше людей вместо того, чтобы вспахивать землю, работают в офисах. На смену физическому труду пришёл интеллектуальный. Это же происходит и в творческой сфере деятельности. Люди подстраиваются под современные технологии : художники рисуют в графических редакторах, а музыканты создают аранжировки в специальных программах. Появляются профессии, о которых раньше и не слышали: профессиональный соня, уборщик айсбергов, туалетный гид, выниматель мозга. В Google , например, официально создали должность - «довольно неплохой парень». Ее сейчас занимает один из самых первых инженеров корпорации Чейд-Мэнь Тань. В его обязанности входит «просвещение умов, раскрепощение сердец и создание мира во всем мире». Думаю, самосовершенствование и неподдельный интерес к жизни не дадут никому затеряться даже в мире самых совершенных технологий. Всегда можно найти себе применение.

А если люди все-таки взбунтуются против засилья технологий?

Сомневаюсь… (долгая пауза) Никому же сегодня не приходит в голову устраивать митинги против смартфонов или социальных сетей ? На земном шаре количество пользователей Интернета уже больше, чем количество туалетов с водой. Слабо верится, что в подземных бункерах будут сидеть повстанцы и планировать подрывные операции. Но так же не будет и единого центра управления - условного «Великого Гугла», который бы руководил всем земным шаром. Наоборот, всё более явно проявляется тенденция, что мировая паутина разбивается на национальные сегменты, и что границы в виртуальном мире все же нужны. Интернет стал площадкой, на которой все больше политики технологичной, инвестиционно емкой, где деньги оборачиваются в другую валюту - влияние на аудиторию. Какие-то страны в этом направлении продвинулись чуть дальше, какие-то пока отстают, и поэтому вынуждены занять оборонительную позицию. Но нет сомнения в том, что китайский файер-вол будет постепенно растягивать на все страны БРИКС, создавать препоны для информации.

Технические разработки вашей компании способны руководить человеческими эмоциями?

Искусственный интеллект, который программирует поведение человека, - не наша тема. Хотя мы не остаемся в стороне от технологий, которые позволяют предсказывать определенные вещи. Так, к концу года планируем выкатить проект, суть которого сводится к прогнозированию аварий. Сегодня в нашу сеть включены миллионы единиц оборудования, система мониторинга отслеживает определенные параметры, в случае аварии сигнал поступает оператору, и тот уже выясняет, в чем причина неисправности. Новый проект заключается в том, что алгоритм, то есть робот, постоянно мониторит всю сеть, и задолго до поломки прогнозирует момент, когда оборудование начинает себя вести странным образом. Пытаться разобраться во всем этом человеку - бесполезно, огромное количество данных льется сплошным потоком, никакой специалист их за всю жизнь не проанализирует. А на уровне искусственного интеллекта эта штука решается мгновенно! Взрыв мозга, не верится, что предсказать аварию на сети заблаговременно возможно, но первые результаты уже есть. Робот постоянно учится на примерах из жизни путем загрузки огромных массивов данных о том, как разное оборудование вело себя перед поломкой.

Вы видите «Интерсвязь » частью глобальной структуры?

Вы о предложениях продать бизнес? Они поступают, причем с завидной регулярностью лет десять уже. Но нет. Иначе будет скучно. Счастья не будет (смеется) . Счастье, конечно, не в том, чтобы каждый день ходить на работу, а чтобы были вызовы. Чтобы преодолевать, придумывать, изобретать.

А какой главный вызов, который стоит перед вами на этот год?

Получить еще плюс три процента рынка.

Это много?

Да. У нас сейчас больше семидесяти, и еще плюс три - это круто. Достичь этого можно только за счет того, что в партнерстве с нашей компанией жить будет проще, удобнее и комфортнее. Это достаточно тонкая настройка, но этот уровень удобства мы постоянно замеряем и пытаемся его сделать выше. Стремимся, чтобы человек не отвлекался на житейские мелочи, а находил время быть в гармонии с собой, слышать себя и тогда ощущение счастья приносят даже такие мелочи, как чтение интересной книги, прогулка по парку, хорошая музыка, встреча с друзьями… Говорят, мир откликается на твое настроение. Самое время заняться счастьем, а повседневные хлопоты возьмут на себя роботы.

Что движет эволюцию общества -измы или здравый смысл?

Все переходы на более прогрессивный способ хозяйствования, на более прогрессивный способ управления населением были осуществлены собственниками капитала в целях получения максимальной прибыли. Население - ведомая сила, собственники капитала - ведущая.

Все эти переходы действительно сопровождались скачком эффективности использования ресурсов.

Попытка В.Ленина выполнить переход от капитализма к социализму была основана на желаниях и эмоциях, а не на знаниях. Никакой теории построения справедливого общества не было. Кончилось плачевно, правда не везде и только за счет хорошо проверенной насильственной системе управления населением.

Вся эволюция общества последние 80 лет представляется четкой картиной - эта генеральная линия эволюции стала видна совершенно неожиданно и начал ее И.Сталин укрупнением сельского хозяйства созданием колхозов и машинотракторных станций. И было это продиктовано здравым смыслом без научного обоснования.

Важнейший шаг укрупнения, только не производства, а капитала был совершен первыми акционерными обществами, когда стоимость хозяйства была неподъемной для одного человека. Надо отдать должное этим инициаторам, которые четко распределили права, ответственность, компетенцию всех участников и не совершили никаких ошибок. И.Сталин этими проблемами не стал заниматься - и до сих пор распределение прав, ответственности и компетенции в сохранившихся колхозах не доработаны.

Следующим большим шагом была организация технологических объединений, все хозяйства или части их были объединены общей целью - постоянное повышение эффективности использования ресурсов, снижение себестоимости продукции, а в США частичный уход от налогов, что повысило конкурентоспособность производства, повысив эффективность использования ресурсов. Это было почти во всех странах, только новыми производственными отношениями в СССР не занимались, а в США собственники капитала допустить самотек в этом не могли. Сначала возникали тресты, комбинаты, затем проявились технологические корпорации. В сегодняшней России они тоже есть, но типичное не то - их производственные отношения, распределение прав, ответственности и компетенции определены на глазок, как и в СССР.

Наконец 30 лет назад собственники капитала игровой индустрии совершили следующий шаг, который равноценен новому способу хозяйствованию под названием поздний капитализм, создав хозяйственные корпорации. Отличие их от предшественников: в состав хозкорпорации вошел банк - орган управления экономикой корпорации. Банк и капитализм закончили свою эволюцию, создав отличный резерв жизнеспособности.

На этом эволюционная прогрессивная роль собственников капитала закончилась, так как все их интересы выполнены и законодательно оформлены и защищены.

Выйдя из игры, собственники капитала оставили сообщество наедине с мировой финансовой мафией. Здравый смысл сообщества куда-то пропал, открыв все пути мафии.

Последний эволюционный прогрессивный шаг общества и сообщества повис в воздухе. Получилось, что сделать его как бы некому.

Беда еще в том, что о нем никто не догадался, хотя, имея политические знания в нужном объеме, догадаться не так уж трудно.

Последний прогрессивный шаг развития это становление секторов экономики. То есть взять за основу опыт хозяйственных корпораций и объединить все хозяйства одной формы собственности, ввести в состав Совет директоров и единый банк сектора - орган управления экономикой сектора. Все производственные отношения и разделение их хозкорпорацией отработаны.

Если вооружить этими знаниями Президента любой страны, то организовать и поддержать инициативу снизу ничего не стоит и ничем не грозит. Надо ждать только, когда ситуация заставит Президента осуществить этот шаг. В России ситуация давно такова.