План николай михайлович карамзин. Карамзин николай михайлович

– знаменитый русский литератор, журналист и историк, род. 1 декабря 1766 г. в Симбирской губ. Он вырос в деревне отца, симбирского помещика. Первой духовной пищей 8-9-летнего мальчика были старинные романы, развившие в нем природную чувствительность. Уже тогда, подобно герою одной из своих повестей, "он любил грустить, не зная о чем", и "мог часа по два играть воображением и строить замки на воздухе. На 14-м году Карамзин был привезен в Москву и отдан в пансион моск. проф. Шадена: он посещал также и университет, в котором можно было научиться тогда "если не наукам, то русской грамоте". Шадену он обязан был практическим знакомством с немецким и французским языками. В Москве сложились литературные вкусы Карамзина и начаты первые литературные опыты, состоявшие, по обычаю того времени, в переводах. После окончания занятий у Шадена Карамзин несколько времени колебался в выборе деятельности. В 1783 г. мы видим его в СПб., занятым литературными трудами, в постоянном общении с И. И. Дмитриевым; в том же году он пробует поступить на военную службу, куда записан был еще малолетним, но тогда же выходит в отставку и в 1784 г. увлекается светскими успехами в обществе г. Симбирска. В конце того же года Карамзин возвращается в Москву и через посредство земляка, И. П. Тургенева, сближается с кружком Новикова. Здесь началось, по словам Дмитриева, образование Карамзина, не только авторское, но и нравственное. Влияние кружка продолжалось 4 года (1785-88); Карамзин много читал за это время, много переводил, увлекался Руссо и Стерном, Гердером и Шекспиром, наслаждался дружбой, стремился к идеалу и слегка грустил о несовершенствах этого мира. Серьезной работы над собой, которой требовало масонство и которой так поглощен был ближайший друг Карамзина - Петров, мы, однако, не видим в Карамзине. В 1789 г. Карамзин простился навсегда с братьями по масонству и отправился путешествовать; с мая 1789 г. до сентября 1790 г. он объехал Германию, Швейцарию, Францию и Англию, останавливаясь преимущественно в больших городах, как Берлин, Лейпциг, Женева, Париж, Лондон. Вернувшись в Moскву, Карамзин стал издавать "Московский журнал" (см. ниже), где появились "Письма русского путешественника". "Московский журнал" прекратился в 1792 г., может быть - не без связи с заключением в крепость Новикова и гонением на масонов. Хотя Карамзин, начиная "Московский журнал", формально исключил из его программы статьи "теологические и мистические", но после ареста Новикова (и раньше окончательного приговора) он напечатал довольно смелую оду "К Милости" ("Доколе гражданин покойно, без страха может засыпать, и всем твоим подвластным вольно по мыслям жизнь располагать; ...доколе всем даешь свободу и света не темнишь в умах; доколь доверенность к народу видна во всех твоих делах: дотоле будешь свято чтима...; спокойствия твоей державы ничто не может возмутить") и едва не попал под следствие по подозрению, что за границу его отправили масоны. Большую часть 1793-1795 гг. Карамзин провел в деревне и приготовил здесь два сборника под названием "Аглая", изданные осенью 1793 и 1794 гг. В 1795 г. Карамзин ограничивался составлением смеси в "Моск. ведомостях". "Потеряв охоту ходить под черными облаками", он пустился в свет и вел довольно рассеянную жизнь. В 1796 г. он издал сборник стихотворений русских поэтов под названием "Аониды". Ровно через год появилась вторая книжка "Аонид", а затем Карамзин задумал издать нечто вроде хрестоматии по иностранной литературе ("Пантеон иностранной словесности"). К концу 1798 г. Карамзин едва провел свой "Пантеон" через цензуру, запрещавшую печатать Демосфена, Цицерона, Саллюстия и т. д., потому что они были республиканцами. Даже простая перепечатка старых произведений Карамзина встречала затруднения со стороны цензуры; естественно, что при таких условиях он писал мало. К этому присоединилась еще какая-то усталость чувства: тридцатилетний Карамзин извиняется перед читателями за пылкость чувств "молодого, неопытного русского путешественника" и пишет одному из приятелей: "всему есть время, и сцены переменяются. Когда цветы на лугах пафосских теряют для нас свежесть, мы перестаем летать зефиром и заключаемся в кабинете для философских мечтаний... Таким образом, скоро бедная муза моя или пойдет совсем в отставку, или... будет перекладывать в стихи Кантову метафизику с Платоновой республикой". Метафизика, однако, была так же чужда умственному складу Карамзина, как и мистицизм. От бесчисленных посланий к Аглае и Хлое, к верной и к неверной, он перешел не к философии, а к историческим занятиям. Неожиданная перемена царствования не изменяет общего настроения Карамзина, но дает этому настроению новый исход. Ода на воцарение имп. Александра I, написанная Карамзиным, оказалась более кстати, чем его ода на воцарение Павла. Литература почувствовала себя на свободе: издатели наперерыв предлагали любимцу публики свои услуги для издания журнала. Карамзин действительно принялся за журнал, но с иным направлением, чем прежние. В "Московском журнале" Карамзин завоевал сочувствие публики в качестве литератора; теперь, в "Вестнике Европы" (1802-3 г.), он является в роли публициста. Преимущественно публицистический характер носит и составленное Карамзиным в первые месяцы царствования императора Александра I "Историческое похвальное слово императрице Екатерине II". Во время издания журнала Карамзин все более входит во вкус исторических статей и наконец получает при посредстве товарища министра народного просвещения M. Н. Муравьева титул историографа и 2000 р. ежегодной пенсии, с тем чтобы написать полную историю России (31 окт. 1803 г.). С 1804 г. прекратив издание "Вестника Европы", Карамзин погрузился исключительно в составление истории. В 1816 г. он издал первые 8 т. "Истории Государства Российского" (в 1818-19 гг. вышло второе издание их), в 1821 г. - 9 том, в 1824 г. - 10-й и 11-й, а в 1826 г. Карамзин умер, не успев дописать 12-го тома, который был издан Д. Н. Блудовым по бумагам, оставшимся после покойного. В течение всех этих 22-х лет составление истории было исключительным занятием Карамзина; защищать и продолжать дело, начатое им в литературе, он предоставил своим литературным друзьям. До издания первых 8 т. Карамзин жил в Москве, из которой выезжал только в Тверь к великой княгине Екатерине Павловне (через нее он передал государю в 1810 г. свою записку "О древней и новой России") и в Нижний, по случаю занятия Москвы французами. Лето он обыкновенно проводил в Остафьеве, имении кн. Андр. Ив. Вяземского, на дочери которого, Екатерине Андреевне, Карамзин женился в 1804 г. (первая жена Карамзина, Елиз. Ив. Протасова, умерла в 1802 г.). Последние 10 лет жизни Карамзин провел в Петербурге и тесно сблизился с царской семьей, хотя сам имп. Александр I, не любивший критики своих действий, относился к Карамзину сдержанно со времени подачи "Записки", в которой историограф оказался plus royaliste que le roi. В Царском Селе, где Карамзин проводил лето по желанию императриц (Марии Феодоровны и Елизаветы Алексеевны), он не раз вел с имп. Александром откровенные политические беседы, с жаром восставал против намерений государя относительно Польши, "не безмолвствовал о налогах в мирное время, о нелепой губернской системе финансов, о грозных военных поселениях, о странном выборе некоторых важнейших сановников, о министерстве просвещения или затмения, о необходимости уменьшить войско, воюющее только Россию, о мнимом исправлении дорог, столь тягостном для народа, наконец, о необходимости иметь твердые законы, гражданские и государственные". По последнему вопросу государь отвечал, как мог бы он отвечать Сперанскому, что "даст коренные законы России", но на практике это мнение Карамзина, как и другие советы противника "либералов" и "сервилистов", Сперанского и Аракчеева, "осталось бесплодно для любезного отечества". Кончина имп. Александра потрясла здоровье Карамзина; полубольной, он проводил ежедневно время во дворце в беседе с императрицей Марией Федоровной, от воспоминаний о покойном государе переходя к рассуждениям о задачах будущего царствования. В первые месяцы 1826 г. Карамзин пережил воспаление легких и на весну решился по совету докторов ехать в Южную Францию и Италию, для чего имп. Николай дал ему денежные средства и предоставил в его распоряжение фрегат. Но Карамзин был уже слишком слаб для путешествия и 22 мая 1826 г. скончался.

Приступая к составлению русской истории без надлежащей исторической подготовки, Карамзин не имел в виду быть исследователем. Он хотел приложить свой литературный талант к готовому материалу: "выбрать, одушевить, раскрасить" и сделать, таким образом, из русской истории "нечто привлекательное, сильное, достойное внимания не только русских, но и иностранцев". Предварительная критическая работа над источниками для Карамзина есть только "тяжкая дань, приносимая достоверности"; с другой стороны, и общие выводы из исторического рассказа кажутся историографу "метафизикой", которая "не годится для изображения действия и характера"; "знание" и "ученость", "остроумие" и глубокомыслие" "в историке не заменяют таланта изображать действия". Итак, перед художественной задачей истории отступает на второй план даже моральная, какую поставил себе покровитель Карамзина, Муравьев; критической историей Карамзин не интересуется, философскую сознательно отстраняет. Но уже предшествовавшее поколение под влиянием Шлецера выработало идею критической истории; среди современников Карамзина требования критической истории были общепризнанными, а следующее поколение выступило с требованием философской истории. Таким образом, со своими взглядами на задачи историка Карамзин остался вне господствующих течений русской историографии и не участвовал в ее последовательном развитии. Страх перед "метафизикой" отдал Карамзина в жертву рутинному представлению о ходе русской истории, какое сложилось в официальной русской историографии, начиная с XVI в. По этому представлению, развитие русской истории находится в причинной зависимости от развития монархической власти. Монархическая власть возвеличила Россию в киевский период; раздел власти между князьями был политической ошибкой, результатом которой явился удельный период русской истории; эта политическая ошибка была исправлена государственной мудростью московских князей-собирателей Руси; вместе с тем исправлены были и ее последствия - раздробление Руси и татарское иго. Не внеся ничего нового в общее понимание русской истории, Карамзин и в разработке подробностей находился в сильной зависимости от своих предшественников. В рассказе о первых веках русской истории Карамзин руководился, главным образом, "Нестором" Шлецера, не вполне, однако, усвоив его критические приемы. Для позднейшего времени главным пособием Карамзина служила история Щербатова, доведенная почти до того времени, на котором остановилась "История Государства. Российского". Щербатов не только помог Карамзину ориентироваться в источниках русской истории, но существенно повлиял и на самое изложение. Конечно, слог "Истории" Карамзина носит на себе печать литературной его манеры со всеми ее условностями; но в выборе материала, в его расположении, в истолковании фактов Карамзин руководится "Историей" Щербатова, отступая от нее, не к пользе истины, в картинных описаниях "действий" и сентиментально-психологической обрисовке "характеров". Особенности литературной формы "Истории Г. Р." доставили ей широкое распространение среди читателей и поклонников Карамзина как литератора. В 25 дней все 3000 экземпляров первого издания "Истории Г. Р.".разошлись между этими читателями. Но те же особенности, которые делали "Историю" превосходной для своего времени популярной книгой, уже тогда лишали ее текст серьезного научного значения. Гораздо важнее для науки того времени были обширные "Примечания" к тексту. Небогатые критическими указаниями, "примечания" эти содержали множество выписок из рукописей, большей частью впервые опубликованных Карамзиным. Некоторые из этих рукописей теперь уже не существуют. В основу своей истории Карамзин положил те материалы московского архива министерства (тогда коллегии) иностранных дел, которыми уже пользовался Щербатов (особенно духовные и договорные грамоты князей и акты дипломатических сношений с конца XV в.); но он мог воспользоваться ими полнее благодаря усердной помощи директоров архива, Н. М. Бантыш-Каменского и А. Ф. Малиновского. Много ценных рукописей дало синодальное хранилище, тоже известное Щербатову, библиотеки м-рей (Троицкой лавры, Волоколамского м-ря и др.), которыми стали в это время интересоваться, наконец, частные собрания рукописей Мусина-Пушкина и Румянцева. Особенно много документов Карамзин получил через канцлера Румянцева, собиравшего через своих многочисленных агентов исторические материалы в России и за границей, а также через А. И. Тургенева, составившего коллекцию документов папского архива. Обширные выдержки из всего этого материала, к которому надо присоединить найденную самим Карамзиным южную летопись, историограф напечатал в своих "Примечаниях"; но, ограничиваясь ролью художественного рассказчика и оставляя почти вовсе в стороне вопросы внутренней истории, - он оставил собранный материал в совершенно неразработанном виде. Все указанные особенности "Истории" Карамзина определили отношение к ней современников. "Историей" восхищались литературные друзья Карамзина и обширная публика читателей-неспециалистов; интеллигентные кружки находили ее отсталой по общим взглядам и тенденциозной; специалисты-исследователи относились к ней недоверчиво и самое предприятие - писать историю при тогдашнем состоянии науки - считали чересчур рискованным. Уже при жизни Карамзина появились критические разборы его истории, а вскоре после его смерти сделаны были попытки определить его общее значение в историографии. Лелевель указывал на невольное искажение истины Карамзиным "через сообщение предшедшему времени - характера настоящего" и вследствие патриотических, религиозных и политических увлечений. Арцыбашев доказывал, как вредят "Истории" литературные приемы Карамзина, Погодин подвел итог всем недостаткам "Истории", а Полевой указал общую причину этих недостатков в том, что "Карамзин есть писатель не нашего времени" и что все его точки зрения, как в литературе, так и в философии, политике и истории, устарели с появлением в России новых влияний европейского романтизма. В 30-х годах "История" Карамзина делается знаменем официально-"русского" направления, и при содействии того же Погодина производится ее научная реабилитация. Осторожные возражения Соловьева (в 1850-х годах) заглушаются юбилейным панегириком Погодина (1866).

П. Милюков .

Карамзин как литератор. "Петр Россам дал тела, Екатерина - душу". Так, известным стихом, определялось взаимное отношение двух творцов новой русской цивилизации. Приблизительно в таком же отношении находятся и два создателя новой русской литературы: Ломоносов и Карамзин. Ломоносов приготовил тот материал, из которого образуется литература, Карамзин вдохнул в него живую душу и сделал печатное слово выразителем духовной жизни и отчасти руководителем русского общества. Белинский, которого никак нельзя заподозрить в пристрастии к Карамзину, говорит, что им "началась новая эпоха русской литературы" (см.); он доказывает, что Карамзин создал русскую публику, которой до него не было, создал читателей - а так как без читателей литература немыслима, то смело можно сказать, что литература в современном значении этого слова началась у насс эпохи Карамзина и началась именно благодаря его знаниям, любви к делу, энергии, тонкому вкусу и незаурядному литературному таланту. Карамзин не был поэтом: он лишен творческой фантазии, вкус его односторонен; идеи, которые он проводил, не отличаются большой глубиной и оригинальностью; великим своим значением он более всего обязан своей деятельной любви к литературе и так наз. гуманным наукам. Подготовка Карамзина широка, но неправильна и лишена солидных основ; по словам Грота, он "более читал, чем учился". Серьезное развитие Карамзина начинается под влиянием Дружеского общества (см.); здесь, под влиянием умных и восторженно преданных своему делу руководителей, слагаются все основы его мировоззрения, которые он без существенных перемен сохраняет до могилы. Глубокое религиозное чувство, унаследованное им еще от матери, филантропические стремления, горячая, но мечтательная гуманность, платоническая любовь к свободе, равенству и братству, с одной стороны, и беззаветно-смиренное подчинение властям предержащим - с другой, патриотизм и преклонение перед европейской культурой, высокое уважение к просвещению во всех его видах, а особенно к просвещению массы народной, но при этом нерасположение к галломании и реакция против скептически-холодного отношения к жизни и против насмешливого неверия, даже стремление к изучению памятников родной старины - все это или заимствовано Карамзиным от Новикова и его товарищей, или укреплено их воздействием. Пример того же Новикова показал Карамзину, что и вне государственной службы можно с огромной пользой служить своему отечеству, и начертал для него программу его собственной жизни. Новиков - натура более искренняя и прямая, более восторженная и альтруистическая и к тому же более самостоятельная; он более деятель, чем писатель. Карамзин зато лучше подготовлен и образован и с большей осмотрительностью отмежевывает себе сферу, где его труды и стремления не могли встретить серьезных препятствий. В Москве под влиянием А. Петрова и, вероятно, немецкого поэта Ленца сложились литературные вкусы Карамзина, представлявшие крупный шаг вперед сравнительно со взглядами его старших современников. Исходя из воззрения Руссо на прелести "природного состояния" и на права сердца, Карамзин вместе с Гердером от поэзии прежде всего требует искренности, оригинальности и живости. Гомер , Оссиан, Шекспир являются в его глазах величайшими поэтами, а так назыв. новоклассическая поэзия кажется ему холодной и не трогает его души; Вольтер в его глазах - только "знаменитый софист"; простодушные народные песни возбуждают его симпатию. В "Детском чтении" Карамзин следует принципам той гуманной педагогики, которую ввел в обиход "Эмиль" Руссо и которая вполне совпадала со взглядами основателей Дружеского общества. В это время постепенно вырабатывается и его литературный язык, более всего способствовавший великой реформе. В предисловии к переводу Шекспировского Цезаря он еще пишет: "Дух его парил, яко орел, и не мог парения своего измерять" , "великие духи" (вместо гении) и т. п. Но Петров смеялся над "долгосложно-протяжнопарящими" славянскими словами, а "Детское чтение" самой целью своей заставляло Карамзина писать языком легким и разговорным и всячески избегать "славянщины" и латинско-немецкой конструкции. Тогда же или вскоре после отъезда за границу Карамзин начинает испытывать свои силы в стихотворстве; ему нелегко давалась рифма, и в стихах его совсем не было так назыв. парения, но и здесь слог его ясень и прост; он умел находить новые для русской литературы темы и заимствовать у немцев оригинальные и красивые размры (его "древняя гишпанская историческая песня" "Граф Гваринос", написанная в 1789 г., - первообраз баллад Жуковского, а его "Осень" в свое время поражала необыкновенной простотой и изяществом). Путешествие Карамзина за границу и явившиеся его результатом "Письма русского путешественника" - факт огромной важности в истории русского просвещения: в первый раз из России поехал в Европу по собственной инициативе молодой, но уже образованный дворянин, не развлекаться, а доучиваться, и не с утилитарной специальной целью, а с общечеловеческой. О "Письмах" Буслаев говорит: "многочисленные читатели их нечувствительно воспитывались в идеях европейской цивилизации, как бы созревали вместе с созреванием молодого русского путешественника, учась чувствовать его благородными чувствами, мечтать его прекрасными мечтами". По исчислению Галахова, в письмах из Германии и Швейцарии известия научно-литературного характера занимают четвертую часть; если из парижских писем исключить науку, искусство и театр, останется значительно менее половины. Карамзин говорит, что письма писаны "как случалось, дорогою, на лоскутках карандашом"; а между тем оказалось, что в них немало литературных заимствований (см. напр. Тихонравов: "Гр. Ф. В. Растопчин", "Отечественные записки", 1854, т. 95) - стало быть, они написаны "в тишине кабинета". Как помирить это противоречие? Истина посредине: значительную часть материала Карамзин действительно набирал дорогой и записывал "на лоскутках", но, имея в виду публику, он обрабатывал его "в тишине кабинета". Исходя из убеждения, что чем меньше книжности и чем больше "натуры" и живости будет в его речи, тем лучше, он оставлял многое так, как оно "вылилось из-под пера" его. Другое противоречие существеннее: каким образом пылкий друг свободы, ученик Руссо, готовый упасть на колени перед Фиеско, может так презрительно отзываться о парижских событиях и не хочет в них видеть ничего, кроме бунта, устроенного партией "хищных волков"? Конечно, воспитанник Дружеского общества не мог относиться с симпатией к открытому восстанию, но, с другой стороны, и боязливая осторожность играла здесь немалую роль: известно, как резко изменила Екатерина свое отношение к французской публицистике и к деятельности "Генеральных штатов" после 14 июля; самая тщательная обработка периодов в апрельском письме 1790 г. свидетельствует, по-видимому, о том, что тирады в восхваление старого порядка во Франции писаны напоказ. Карамзин усердно работал за границей (между прочим, выучился по-английски); его любовь к литературе укрепилась, и немедленно по возвращении на родину он делается журналистом. Его "Московский журнал" - первый русский литературный журнал, действительно доставлявший удовольствие своим читателям; в нем, как говорит Белинский, "все соответствовало одно другому: выбор пьес - их слогу, оригинальные пьесы - переводным, современность и разнообразие интересов - уменью передать их занимательно и живо". Здесь были образцы и литературной, и театральной критики, для того времени превосходные: красиво, общепонятно и в высшей степени деликатно изложенные. Вообще Карамзин сумел приспособить нашу словесность для лучших, т. е. более образованных, русских людей и притом обоего пола: до тех пор дамы не читали русских журналов, да и не могли читать их. Карамзин в "Московском журнале" (как и позднее в "Вестнике Европы") не имел сотрудников в современном значении этого слова: приятели присылали ему свои стихотворения, иногда очень ценные (в 1791 г. здесь появилось "Видение Мурзы" Державина; в 1792 г. "Модная жена" Дмитриева, знаменитая песня "Стонет сизый голубочек" его же, пьесы Хераскова, Нелединского-Мелецкого и пр.), но все отделы журнала он должен был наполнять сам; это оказалось возможным только потому, что Карамзин из-за границы привез целый портфель, наполненный переводами и подражаниями. В "Московском журнале" появляются две повести Карамзина, "Бедная Лиза" и "Наталья, боярская дочь", служащие наиболее ярким выражением его сентиментализма. Особенно большой успех имела первая: стихотворцы славили автора или сочиняли элегии к праху бедной Лизы. Явились, конечно, и эпиграммы. Сентиментализм Карамзина исходил из его природных наклонностей и условий его развития, а также из его симпатии к литературной школе, возникшей в то время на Западе (см. Сентиментализм). В "Бедной Лизе" автор откровенно заявляет, что он "любит те предметы, которые трогают сердце и заставляют проливать слезы тяжкой скорби. Такой "предмет", до крайности несложный, кладет он в основу своей повести, действие которой приурочивает к Москве и ее окрестностям. В повести, кроме местности, нет ничего русского; но неясное стремление публики иметь поэзию, сближенную с жизнью, пока довольствовалось и этим немногим; в ней нет и характеров, но много чувства, а главное - она всем тоном рассказа трогала душу и приводила читателей в то настроение, в каком им представлялся автор; это - поэзия субъективная в противоположность объективной, или наивной. Теперь "Бедная Лиза" кажется холодной и фальшивой, но по идее это первое звено той цепи, которая через poманс Пушкина "Под вечер осенью ненастной" тянется до "Униженных и оскорбленных" Достоевского; именно с "Бедной Лизы" русская литература принимает то филантропическое направление, о котором говорит Киреевский. И при Карамзине, и даже до него были люди, сильнее и яснее чувствовавшие и проповедовавшие добро и правду; но никто из них не мог приобрести себе такой громадной аудитории и не мог найти стольких продолжателей и подражателей. Эти подражатели довели слезливый тон Карамзина до крайности, которой он вовсе не сочувствовал: уже в 1797 г. (в предисловии ко 2-ой кн. "Аонид") он советует "не говорить беспрестанно о слезах...способ трогать очень ненадежен". "Наталья, боярская дочь" важна, как первый опыт сентиментальной идеализации нашего прошлого, а в истории развития Карамзина - как первый и робкий шаг будущего автора "Истории Г. Р. ". " Московский журнал " имел успех, по тому времени весьма значительный (уже в первый год у него было 300 "субскрибентов"; впоследствии понадобилось второе его издание); но особенно обширной известности достиг Карамзин в 1794 г., когда он собрал из него все статьи свои и перепечатал в особом сборнике: "Мои безделки" (2-ое изд. 1797, 3-е 1801 г.). С этих пор значение его как литературного реформатора уже вполне ясно: немногочисленные любители словесности признают его лучшим прозаиком, а большая публика только его и читает с удовольствием; даже его стихотворные опыты, в которых он является только подражателем Державина, пользуются большим успехом, а некоторые, как, например, "Веселый час" и песня о Петре Вел., проникают во все слои общества. В России в то время всем мыслящим людям жилось так плохо, что, по выражению Карамзина, "великодушное остервенение против злоупотреблений власти заглушало голос личной осторожности" ("Записка о древней и нов. России"); даже Карамзин при Павле I отчаивался в судьбах просвещения, готов был покинуть литературу и искал душевного отдыха в изучении итальянск. яз. и в чтении памятников старины. С начала нового царствования Карамзин, оставаясь по-прежнему литератором, занял беспримерно высокое положение: он стал не только "певцом Александра" в том смысле, как Державин был "певцом Екатерины", но явился влиятельным публицистом, к голосу которого прислушивалось и правительство, и общество. Его "Вестник Европы" - такое же прекрасное для своего времени литературно-художественное издание, как "Моск. журн.", но вместе с тем и орган умеренно-либеральной партии. Однако и здесь Карамзину приходится работать почти исключительно в одиночку; чтобы его имя не пестрило в глазах читателей, он принужден изобретать массу псевдонимов. "Вестник Европы" заслужил свое название рядом статей о европейской умственной и политической жизни и массой удачно выбранных переводов (Карамзин выписывал для редакции 12 лучших иностранных журналов). Из художественных произведений Карамзина в "Вестнике Европы" важнее других повесть-автобиография "Рыцарь нашего времени ", в которой, между прочим, заметно отражается влияние Жан-Поля Рихтера, и знаменитая историческая повесть "Марфа Посадница". В руководящих статьях журнала Карамзин высказывает "приятные виды, надежды и желания нынешнего времени" ("В. Е.", см.), разделявшиеся лучшей частью тогдашнего общества. Оказалось, что революция, грозившая поглотить цивилизацию и свободу, принесла им огромную пользу: теперь "государи, вместо того, чтобы осуждать рассудок на безмолвие, склоняют его на свою сторону"; они "чувствуют важность союза" с лучшими умами, уважают общественное мнение и стараются приобрести любовь народную уничтожением злоупотреблений. Специально для России Карамзин желает образования для всех сословий, но прежде всего грамотности для народа ("учреждение сельских школ несравненно полезнее всех лицеев, будучи истинным народным учреждением, истинным основанием государственного просвещения"); он мечтает о проникновении науки в высшее общество (у нас, к его сожалению, светские люди - не ученые, а ученые - не светские). Вообще для Карамзина "просвещение есть палладиум благонравия ", под которым он разумеет проявление в частной и общественной жизни всех лучших сторон человеческой природы и укрощение эгоистических инстинктов. Карамзин пользуется и формой повести для проведения своих идей в общество: в "Моей Исповеди" он обличает нелепое светское воспитание, которое дают нашей аристократии, несправедливые милости, ей оказываемые, и стремится показать, что результатом этого бывает такое нравственное падение человека, ниже которого ничего нельзя себе представить. В "Анекдоте" он восстает против стремления огорченных жизнью молодых дворян к монашеской келье и вызывает всех к деятельности на пользу общественную и т. д. Слабую сторону публицистической деятельности Карамзина составляет его отношение к крепостному праву; он, как говорит Н. И. Тургенев, скользит по этому вопросу (в "Письме сельского жителя" он прямо высказывается против предоставления крестьянам возможности самостоятельно вести свое хозяйство при тогдашних условиях). Отдел критики в "Вестн. Евр." почти не существует, и Карамзин теперь далеко не такого высокого мнения о ней, как прежде: он считает ее роскошью для нашей еще бедной литературы. Вообще "Вестн. Европы" не во всем совпадает с "Русским путешественником"; он далеко не так, как прежде, благоговеет перед Западом и находит, что и человеку, и народу нехорошо вечно оставаться в положении ученика; он придает большое значение национальн. самосознанию и отвергает мысль, что "все народное - ничто перед человеческим". В это время Шишков (см.) начинает против Карамзина и его сторонников литературную войну, которая осмыслила и окончательно закрепила реформу Карамзина в нашем языке и отчасти в самом направлении русской словесности. Карамзин в юности признавал своим учителем в литературном слоге Петрова, врага славянщины; в 1801 г. он высказывает убеждение, что только с его времени в русском слоге замечается "приятность, называемая французами élégance"; еще позднее (1803) он так говорит о литературном слоге: "русский кандидат авторства, недовольный книгами, должен закрыть их и слушать вокруг себя разговоры, чтобы совершенно узнать язык. Тут новая беда: в лучших домах говорят у нас более по-французски... Что же остается делать автору? Выдумывать, сочинять выражения, угадывать лучший выбор слов". Шишков согласен признать за новым слогом élégance только в том случае, если перевести ее слогом чепуха, он восстает против всех нововведений (причем примеры берет и у неумелых и крайних подражателей Карамзина), резко отделяя литературный язык с его сильным славянским элементом и тремя стилями от разговорного. Карамзин не принял вызова, но за него вступили в борьбу Макаров, Каченовский и Дашков, которые и теснили Шишкова шаг за шагом, несмотря на поддержку Российской академии и на основание им в помощь своему делу "Беседы любителей российской словесности" (см.). Спор можно считать оконченным после основания Арзамаса (см.) и вступления Карамзина в академию в 1818 г., причем в своей вступительной речи он высказал светлую мысль, что "слова не изобретаются академиями; они рождаются вместе с мыслями". По Пушкину (см.), "Карамзин освободил язык от чуждого ига и возвратил ему свободу, обратив его к живым источникам народного слова". Этот живой элемент заключается в краткости периодов, в разговорной конструкции и в большом количестве новых слов, по возможности менее деланных, хотя и бывших когда-то варваризмами и неологизмами (таковы: моральный, эстетический, эпоха, сцена, гармония, катастрофа - будущность, влиять на кого или на что, сосредоточить, трогательный, занимательный, промышленность и пр.). Работая над историей, Карамзин сознал хорошие стороны языка памятников и если в первом томе не совсем удачно пользовался этим прекрасным материалом и лепил выражения вроде луна спасения и пр. (см. Буслаев, "О преподавании отечественного яз.", 2-е изд., стр. 237 и след.), то потом сумел ввести в обиход много красивых и сильных выражений (архаизмов), вроде смиренное платье, судить и рядить, взять на щит и пр. При собирании материала для "Истории" Карамзин оказал огромную услугу изучению древней русской литературы; по словам Срезневского, "о многих из древних памятников (нашей письменности) Карамзиным сказано первое слово и ни об одном не сказано слова некстати и без критики". "Слово о Полку Игореве", "Поучение Мономаха" и множество других литературных произведений Древней Руси стали известны большой публике только благодаря "Истории Госуд. Российского". В 1811 г. Карамзин был отвлечен от своего главного труда составлением знаменитой записки "О древней и новой России, в ее политическом и гражданском отношениях" (изд. вместе с запиской о Польше в Берлине, в 1861 г.; в 1870 г. в "Русск. архиве", стр. 2225 и сл.), которую панегиристы Карамзина считают великим гражданским подвигом, а другие "крайним проявлением его фатализма", сильно склоняющегося к обскурантизму. Еще бар. Корф ("Жизнь Сперанского", 1861) говорит, что эта записка не есть изложение индивидуальных мыслей Карамзина, но "искусная компиляция того, что он слышал вокруг себя". Нельзя не заметить явного противоречия между многими положениями записки и теми гуманными и либеральными мыслями, которые высказывал Карамзин, напр., в "Историческом похвальном слове Екатерине" (1802) и других как публицистических, так и чисто литературных своих произведениях. Противоречие это необходимо отнести на счет "духа времени", которому слишком легко подчинялся Карамзин: и в Западной Европе именно тогда многие либералы делаются рьяными охранителями основ и горячими сторонниками национальной исключительности, и в России Силы Богатыревы и Устины Вениковы (гр. Ростопчин) выражают господствующее убеждение, что "пора духу русскому приосаниться". Записка, так же как и поданное Карамзиным в 1819 г. Александру I "Мнение русского гражданина" о Польше (напеч. в 1862 г. в книге "Неизданные сочинения"; ср. "Р. архив", 1869, стр. 303) свидетельствуют о некотором гражданском мужестве автора, так как по своему резко-откровенному тону должны были возбудить неудовольствие государя; но смелость Карамзина не могла быть ему поставлена в серьезную вину, так как возражения его основывались на его уважении к абсолютной власти. Мнения о результатах деятельности Карамзина сильно расходились при жизни его (его сторонники еще в 1798-1800 гг. считали его великим писателем и помещали в сборники рядом с Ломоносовым и Державиным, а враги даже в 1810 г. уверяли, что он разливает в своих сочинениях "вольнодумческий и якобинский яд" и явно проповедует безбожие и безначалие); не могут они быть приведены к единству и в настоящее время. Пушкин признавал его великим писателем, благородным патриотом, прекрасной душой, брал его себе в пример твердости по отношению к критике, возмущался нападками на его историю и холодностью статей по поводу его смерти. Гоголь говорил о нем в 1846 г.: "Карамзин представляет явление необыкновенное. Вот о ком из наших писателей можно сказать, что он весь исполнил долг, ничего не зарыл в землю и на данные ему пять талантов истинно принес другие пять". Белинский же (см.) держится как раз противоположного мнения и доказывает, что Карамзин сделал меньше, чем мог. Впрочем, огромное и благодетельное его влияние на развитие русского языка и литературной формы единодушно признается всеми.

Литература: Более полными и исправными изданиями Карамзина до сих пор считаются: "Сочиинения" (изд. 4, 1834-35 и 5, 1848) и "Переводы" (изд. 3, 1835). "Бедная Лиза" перепечатывалась много раз; в 1876 г. вышло у Преснова ее народное изд. по 15 к. в 12000 экз.; в "Дешевой библиотеке" Суворина повести Карамзина выдержали 2 издания. Так же многочисленны переиздания избранных мест из "Писем русского путешественника", которые с 1838 г. (изд. Моск. унив., 2 изд. 1846) служат в наших средних школах для переводов с русск. на франц. и немецкий. О Карамзине см. Н. С. Тихонравова, "Четыре года из жизни Карамзина 1785-88" ("Русский вестник", 1862, № 4); "О борьбе карамзинистов с шишковистами", М. Лонгинова ("Соврем.", 1857, 3 и 5, заметки); Н. Лыжин, "Альбом Карамзина" ("Лет. русск. лит. и древн.", 1859); А. С. Стурдза, "Воспоминания о Карамзине" ("Москвит.", 1846, 9 и 10). Лучшие изд. "История Госуд. Росс." - 2-е, Сленина (СПб., 1818-29; "Ключ" к нему П. Строева, М., 1836) и 5-е, Эйнерлинга (с "Ключом" Строева, СПб., 1842-43). Недавно вышло изд. журнала "Север". Отдельные томы изд. в "Дешевой библиотеке" Суворина (без примечаний). Критические статьи об "Истории": Каченовского ("Вестн. Европы", 1819). Лелевеля (в "Сев. архиве", 1822-24), Булгарина (в "Сев. архиве", 1825), Арцыбашева (в "Моск. вестн.", 1828), Полевого (в "Моск. телеграфе", 1829; ср. его же, "Очерки русской литературы", ч. II), С. Соловьева (в "Отечеств. записках", 1853-56, 6 статей); Галахов, "Материалы для опред. лит. деят. Карамзина" ("Совр". 1853, тт. XXXVII и XLII); его же, "Карамзин как оптимист" ("Отеч. зап." 1858, т. CXVI); Седин, "Карамзин и его предшественники" (СПб., 1847); Старчевский, "Жизнь Карамзина"(СПб., 1849). "Письма Карамзина к А. Ф. Малиновскому" (изд. "Общ. люб. росс. слов." под ред. М. Н. Лонгинова, в 1860). Важнейший из сборников писем Карамзина к И. И. Дмитриеву изд. Гротом и Пекарским к юбилею Карамзина в 1866 г.; к тому же случаю изд. и книга М. П. Погодина "Н. М. Карамзин по его сочинениям, письмам и отзывам современников" (М., 1866); о других (весьма многочисленных) материалах, обзорах деятельности Карамзина и пр., появившихся к юбилею, см. А. Д. Галахова (в "Журн. М. Н. Пр." 1867 № 1), а также "Сборник" II отд. Ак. Н. (1867, № 10) и "Симбирский юбилей Н. М. Карамзина" (Симб., 1867). В 1867 г. вышел франц. перевод "Писем русск. путешеств.", Порошина, с интересным введением. В № 4 "Ж.. М. Н. Пр." за 1867 г. Я. К. Грот поместил исследование "Карамзин в истории русск. лит. яз.". Литература о Карамзине до 1883 г. собрана в XLV т. "Зап. Имп. акд. наук", С. Пономаревым. Материалы, вышедшие после того: "Русская старина" (1884, т. XLIII, стр. 114; 1890, № 6 и сл.); "Русский архив" (1885, т. I, 299; 1886, стр. 653; 1886, стр. 1756; 1890, Т. III, 367 и проч.); исследования: Алексей Н. Веселовский, "Западное влияние в русской литературе" (1882); А. Н. Пыпин, "Общественное движение при Александре I" (2 изд. 1885); его же, "История русской этнография" (1890). См. также Геннади, "Справочный словарь о русских писателях и ученых" (т. II, Б., 1880); Межова, "Русская историческая библиография" (1800-1854, т. II, СПб., 1893); его же, "Юбилей Ломоносова, Карамзина и Крылова".

А. Кирпичников.

Энциклопедия Брокгауз-Ефрон

КАРАМЗИН, Николай Михайлович родился в дворянской семье - пи­сатель, историк.

До 14 лет воспитывался дома, затем был определен в Московский пансион профессора Шадена.

В 1783, в связи с зачислением на военную службу в Преображенский полк, живет в Петербурге.

В 1784, после смерти отца, выходит в отставку и уезжа­ет на родину в Симбирск.

В конце 1784 едет в Москву с целью заняться литера­турой. Был принят в круг единомышлен­ников Н. И. Новикова . По совету Нови­кова принимает деятельное участие в из­дании журнала «Детское чтение для сердца и разума».

В 1789-90 путешествует по Европе (Германия, Швейцария, Франция, Англия). По возвращении издает еже­месячный «Московский журнал», где пе­чатает свои путевые записки («Письма русского путешественника»), повести и стихотворения.

В 1790-е гг. выпускает ряд альманахов, в которых помещает как новые свои произведения, так и про­изведения, перепечатанные из «Московско­го журнала».

В 1802-1803 издает журнал «Вестник Европы», в котором печатает, кроме художественного, критического и публицистического материала, статьи, касающиеся русской истории.

В 1803 получает звание историографа. Начи­нает работу над «Историей Государства Российского» . Первые восемь томов «Исто­рии» вышли в 1816 и были встречены публикой с огромным энтузиазмом. Пос­ле этого было написано еще четыре тома.

Ранняя литературная деятельность Карамзина (1783-88) представлена переводами, часть которых была напечатана в журнале «Дет­ское чтение», часть вышла отдельным изданием. Перевод на русский язык не­скольких тираноборческих пьес («Юлий Цезарь» Шекспира, «Эмилия Галотти» Лессинга) свидетельствует о вольномыс­лии молодого переводчика, об осуждении им политического деспотизма.

В 90-е гг. XVIII в. Николай Михайлович - один из наиболее яр­ких представителей русского сентимен­тализма, позиции которого он отстаи­вает и утверждает и как теоретик, и как автор. Особенно плодотворной в этом отношении была деятельность писателя в «Московском журнале». Здесь в течение двух лет печатались «Письма русского путешественника» , типичный для сенти­ментальной литературы жанр путевых записок (отд. изд. в 1797).

«Письма» Карамзина Н. М. представляли для своего времени большую познавательную цен­ность. Автор подробно знакомит своих читателей с природой, обычаями, нра­вами, достопримечательностями, с изве­стными писателями и философами За­падной Европы. При всем уважении и интересе к европейской культуре писатель далек от безусловного преклонения перед ней, что находит свое выражение в от­дельных критических и даже ирониче­ских замечаниях автора. Вместе с тем, знакомясь с Европой, он стремится и Ев­ропу познакомить с лучшими образцами русской литературы. Политический ли­берализм писателя особенно ярко проявился в этой книге в восторженном описании жиз­ни свободных альпийских пастухов. Большое место в книге отведено и чув­ствительному сердцу самого автора, это придает повествованию интимность и ли­ричность. Интерес к жизни простых лю­дей, картины природы, резко выражен­ная «чувствительность» повествования, свободная композиция - все это позво­ляет причислить «Письма» писателя к лучшим образцам сентиментальной литературы.

Цикл «повестей», написанных в 90-е годы, открывается небольшим рассказом под названием «Фрол Силин, благоде­тельный человек» . Повесть эта отражает типичное для общественных взглядов противоречие. С одной стороны, автор в роли главного героя выводит «простого» крестьянина, прославляет его «доброде­тели», противопоставляя их «подвигам» современных «Августов». Но вместе с тем благополучие крестьян автор ставит в за­висимость от их же моральных качеств - трудолюбия, бережливости, благоразу­мия, оставляя в тени главное зло тог­дашней русской жизни- крепостное пра­во.

1792 год выходит повесть «Бедная Лиза» самая яркая из повестей 90-х гг. Сюжет ее остро социален: самоубийство девушки-крестьянки, обольщенной и брошенной молодым богатым барином. При­крепление событий к окрестностям Моск­вы с точным указанием места действия в еще большей степени усиливало драма­тизм повествования. Однако тема эта раскрыта писателем исключительно в психологическом плане, в сфере чисто любовных отношений героя и героини. В силу этого конфликт между Лизой и Эра­стом раскрывается автором как противо­речие между натурой, способной к сильно­му и беззаветному чувству (Лиза), и на­турой эгоистической, безвольной (Эраст). Социальная острота повести в еще боль­шей степени смягчена описанием иде­альной жизни родителей Лизы, раская­нием Эраста и надеждой самого автора на примирение Эраста с Лизой в загроб­ной жизни. По сравнению с предшествую­щей литературой повесть Николая Михайловича была шагом вперед в искусстве раскрытия психоло­гии героев. Вместо длинных и утоми­тельных монологов писатель использует худо­жественные средства, позволяющие более тонко и экономно раскрыть переживания действующих лиц (недоговоренная фра­за, жест, лирический пейзаж). Повесть была восторженно встречена тогдаш­ней читательской публикой.

«Наталья, боярская дочь» - одна из первых попыток создать в русской лите­ратуре национальную историческую по­весть. Правда, историзм повествования меньше всего отразился в характерах героев и создается за счет некоторых бы­товых деталей и осторожной архаизации языка. Обращение Николая Михайловича к событиям XVII в. в значительной степени объясняется его стремлением на условно-историческом материале нарисовать картину социаль­ной гармонии (боярин Матвей Андреев, милостивый царь и их благожелатель­ное отношение к народу). Однако глав­ное место в повести занимает история чувствительной, сентиментальной любви молоденькой дочери боярина Матвея Натальи и сына опального боярина Алек­сея Любославского. Показ прошлого че­рез частную жизнь обыкновенных лю­дей выгодно отличает повесть писателя от высокопарных государственно-философских романов его предшественников - Хера­скова и Эмина .

Повести «Остров Борнгольм» и «Сиерра-Морена» написаны после глубокого идейного кризиса, который писатель пережи­вает в 1793 году. Обострение гражданской вой­ны во Франции, якобинская диктатура без сожаления разбивают мирные просвети­тельские идеалы писателя. Под влиянием мрачных мыслей о событиях в Европе писатель создает повести, в которых явственно проступают черты раннего русского романтизма. Нежная меланхолическая любовь уступает в них место бурным, разрушительным страстям (кровосмеси­тельная любовь в повести «Остров Борн­гольм», вулканические страсти героев в повести «Сиерра-Морена»). Трагизму те­мы в повести «Остров Борнгольм» соответ­ствует мрачный, северный, «оссиановский» пейзаж, суровая обстановка старинного готического замка, таинственная недого­воренность в развитии сюжета. Так в повесть вторгается новая поэтика ро­мантической литературы.

Повесть «Сиерра-Морена» по стилю и проблематике чрезвычайно близка к «Острову Борн-гольму». В основе ее сюжета лежит все тот же мотив «губительных» страстей. Мест­ный колорит представлен в ней эффектным описанием знойной Испании. Напряжен­ности чувств героев соответствует стра­стный, метафорический слог повести, предвосхищающий язык повестей Марлинского.

В 1803 написана повесть «Марфа-посадница, или Поко­рение Новгорода» - своеобразный итог политических размышлений писателя, на­зывавшего себя «республиканцем по чув­ствам» и «верным подданным царя рус­ского». Симпатии автора принадлежат в этой повести новгородцам, отстаиваю­щим свою исконную, дарованную им еще князем Ярославом вольность. В диспуте между боярином Холмским, защитником московского самодержавия, и Марфой Борецкой, отстаивающей новгородские вечевые порядки, доводы Марфы выгля­дят веско и убедительно. Однако неумо­лимая логика истории приводит к торже­ству самодержавного правления. Маленькая республика не в силах себя защитить. Марфа кончает жизнь на эшафоте. Николай Михайлович не столько оправдывает, сколько принимает вместе с своими новгородцами побе­ду Иоанна, выражая в конце повести надежду на то, что «польза народная во веки веков будет любезна и священна самодержцам российским», которые га­рантируют обществу «благоустройство», правосудие и «безопасность». Стиль по­вести несет на себе отпечаток известной двойственности. Политическая, государ­ственная проблематика произведения за­ставила Карамзина воспользоваться средствами классической поэтики: герои-резонеры, пространные монологи, высокий стиль и тому подобное. Но наряду с этим в повесть втор­гаются и черты ранней романтической ли­тературы, особенно ярко представлен­ные таинственными предзнаменованиями неизбежной гибели Новгорода, почерпну­тые писателем из старинных сказаний.

«Рыцарь нашего времени» (1802 -1803) - незаконченная психологическая повесть. Интересна попытка описать становление и развитие характера героя начиная с младенческих лет. Рисуя добрую, чув­ствительную, благородную натуру Леона, писатель каждый раз указывает на те благотвор­ные факты и события, которые повлия­ли на неопытную душу ребенка (заботы и любовь матери, книги, природа и т. п.). Любопытно отметить, что сам Николай Михайлович решая в чисто бытовом, домашнем плане вопрос о влиянии внешней среды на характер героя, ссылается в своей книге на учение Локка о воздействии высших факторов на «душу» человека. В основу повести положены факты из жизни автора. В целом повесть представляет собой попытку нарисовать образ «рыцаря» своего времени, тпо­ложительного героя в карамзинском его понимании.

«История Государства Российского»- огромный, капитальный труд, в основу которого положено добросовестное изу­чение многочисленных исторических до­кументов. «Древняя Россия,-писал Пуш­кин, - казалась найдена Карамзиным, как Америка Колумбом». Правда, поли­тические взгляды автора - признание за самодержавием ведущей, прогрессивной силы в истории - обусловили выдвиже­ние на первый план князей, царей, вид­ных политических деятелей и явное ума­ление творческой роли народных масс.

Однако эта общая тенденция не помешала Николаю Михайловичу изобразить в ряде случаев подлинно героические события из жизни русского народа (Куликовская битва, взятие Ка­зани и другие) и вместе с тем сурово осудить деспотические, своекорыстные поступки отдельных монархов (тирания Грозно­го, преступное властолюбие Годунова). В авторе «Истории...» вдумчивый ученый удачно соединился с талантливым писа­телем. В своем труде он выступает и как эпический писатель, и как тонкий пси­холог, помогающий понять характеры видных исторических деятелей. Слог писателя в его «Истории...» под влиянием языка летописей и народной поэзии неизмеримо окреп и возмужал, освободившись от навязчивой «чувствительности» сентимен­тальной прозы. Современники были в восторге от «Истории...». Первое издание было распродано за один месяц.

«История Государства Российского»,- писал Пуш­кин,- есть не только создание великого писателя, но и подвиг честного человека». Поэты-декабристы (Рылеев , А. Бестужев) брали из «Истории...» сюжеты для своих героических и тираноборческих произ­ведений, Пушкин воспользовался ею при работе над трагедией «Борис Годунов».

Поэзия Николая Михайловича представлена лирическими стихотворениями, балладами и неза­конченной поэмой «Илья Муромец» . Ли­рика знаменует резкий отход автора от одической и сатирической поэзии в об­ласть интимных переживаний и философ­ских размышлений о смысле бытия. Писатель дал первые образцы баллад («Граф Гваринос», «Раиса» ) и пейзажной лирики («Осень» ) в русской поэзии. В поэме «Илья Муромец» былинный сюжет и ге­рой переосмыслены в духе сентименталь­ных канонов. С явно программной, для русских сентименталистов, целью было написано стихотворение «Поэзия» . Как поэт Николай Михайлович - ближайший предшественник Жуковского.

С именем Карамзина связаны дальнейшие изме­нения в области литературного языка. Отталкиваясь от сложной, сугубо книж­ной теории «трех штилей», господствовав­шей в художественной практике писате­лей-классицистов, он ставил перед собой назревшую для того времени задачу - сблизить литературный язык с разговор­ной речью. В связи с этим он объявляет решительную борьбу церковнославяниз­мам и тем самым высокому «штилю». Од­нако в своей художественной практике, равно и в теоретических высказываниях, писатель решительно отказался от сближения языка литературы с живой речью демо­кратических масс России. «Грубому» язы­ку простолюдинов писатель с похвалой противо­поставил, как образцовый для него, язык великосветского салона. Эта боязнь демократизации литературного языка резко ограничила художественные воз­можности выработанного им «слога». Следует добавить, что в «Истории Госу­дарства Российского» эта ошибка во мно­гом была исправлена писателем в связи с изучением и художественным освое­нием языка летописей и народных ска­заний.

Эстетические взгляды Николая Михайловича нашли свое выражение во многих написанных им статьях и рецензиях. Общий пафос их - борьба с классицистическими правилами и утверждение нового для того времени направления- сентиментализма. Из программных особенно характерна статья «Что нужно автору?». В ней, в противо­вес холодной, спокойной, рационалисти­ческой манере классицистов, он утвер­ждает необходимость в литературном творчестве сугубо личного, глубоко эмо­ционального авторского начала, про­низывающего все произведение от первой до последней строки. Эстетическая про­грамма Карамзина Н.М. во многом подготавливала поч­ву для последующего романтического на­правления.

Умер - , Петербург.

План презентации 1. 2. 3. 4. 5. Юность. Военная служба. Ранняя литературная деятельность. Путешествие в Европу. Зрелое творчество. « История государства Российского» .

Юность Николай Карамзин - великий историк и писатель 18 -19 веков. Николай Михайлович Карамзин родился в родовом поместье Знаменское в Казанской губернии 12 декабря 1766 года. Его род происходил от крымских татар, его отец был средним помещиком, офицеров в отставке, мать умерла, когда Николай Михайлович был еще совсем ребенком. Его воспитанием занимался отец, привлек также гувернеров и нянек. Карамзин провел в имении все детство, получил отличное домашнее образование, прочитал почти все книги в обширной библиотеке своей матери. Любовь к зарубежной прогрессивной литературе оказала большое влияние на его творчество. Будущий литератор, публицист, известный критик, почетный член Академии наук, историограф и реформатор русской словесности, обожал читать Ф. Эмина, Роллена и других европейских мастеров слова. После получения домашнего образования Карамзин поступил в дворянский пансион в Симбирске, в 1778 году отец пристроил его в армейский полк, что дало Карамзину возможность учиться в самом престижном Московском пансиону при Московском университете. Заведовал пансионом И. И. Шаден, под его чутким руководством Карамзин изучал гуманитарные науки, а также посещал лекции в университете.

Военная служба Отец был уверен в том, что Николай должен продолжить служить отчизне в армии, а потом Карамзин оказался на действительной службе в Преображенском полку. Военная карьера не привлекала будущего писателя и он почти сразу же взял годичный отпуск, а в 1784 году получает указ об увольнении в отставку в чине поручика.

Ранняя литературная деятельность Все ранние сочинения Карамзина носят на себе печать «новой чувствительности» . Это произведения человека, впервые открывшего в собственных чувствах неиссякаемый источник интереса и удовольствия. Он несет благую весть чувствительности: оказывается, счастье состоит в том, чтобы слушаться своих первых побуждений; чтобы быть счастливыми, мы должны доверять своим чувствам, ибо они натуральны, а Натура добра. Но руссоизм Карамзина умеряется врожденной посредственностью (в необидном, аристотелевском смысле этого слова). Его сочинения всегда отличаются изящной умеренностью и изысканной культурой. И чтобы напомнить, что мы все еще находимся по уши в восемнадцатом веке, заметим, что его чувствительность никогда не расстается с разумом, который судит по меньшей мере так же остро, как чувствует.

Путешествие в Европу Как утверждают многие биографы, Карамзин не был расположен к мистической стороне масонства, оставаясь сторонником его деятельно-просветительского направления. Если сказать точнее, к концу 1780 -х годов масонской мистикой в её русском варианте Карамзин уже «переболел» . Возможно, охлаждение к масонству стало одной из причин его отъезда в Европу, в которой он провёл более года (1789 -90), посетив Германию, Швейцарию, Францию и Англию. В Европе он встречался и беседовал (кроме влиятельных масонов) с европейскими «властителями умов»: И. Кантом, И. Г. Гердером, Ш. Бонне, И. К. Лафатером, Ж. Ф. Мармонтелем, посещал музеи, театры, светские салоны. В Париже Карамзин слушал в Национальном собрании О. Г. Мирабо, М. Робеспьера и других революционеров, видел многих выдающихся политических деятелей и со многими был знаком. Видимо, революционный Париж 1789 года показал Карамзину, насколько сильно на человека может воздействовать слово: печатное, когда парижане с живейшим интересом читали памфлеты и листовки; устное, когда выступали революционные ораторы и возникала полемика (опыт, которого нельзя было приобрести в то время России). Об английском парламентаризме Карамзин был не слишком восторженного мнения (возможно, идя по стопам Руссо), но очень высоко ставил тот уровень цивилизованности, на котором находилось английское общество в целом.

Зрелое творчество. « История государства Российского» . По возвращению в Москву Карамзин продолжает заниматься литературной деятельностью, пишет художественные произведения, критические статьи и заметки. В 1791 году Николай Михайлович приступает к изданию литературного «Московского Журнала» , в котором впервые опубликовал повести «Бедная Лиза» , «Наталья, боярская дочь» . Вскоре Карамзин выпустил несколько сентименталистских альманахов – «Аглая» , «Аониды» , «Пантеон иностранной словесности» , «Мои безделки» . В 1802 году публикуется повесть «Марфа-посадница, или Покорение Новагорода» . В 1803 году император Александр I даровал Карамзину звание историографа, литератору были открыты все библиотеки и архивы. До последнего дня жизни Николай Михайлович работал над самым главным своим трудом – «Историей государства Российского» . Книга охватывает события от древнейших времен до Смутного времени и включает 12 томов. Первые восемь томов вышли в 1818 году, следующие три были опубликованы в 1821 – 1824 годах. Последняя часть «Истории…» увидела свет после смерти Карамзина. Умер Николай Михайлович Карамзин 22 мая (3 июня) 1826 года в Санкт-Петербурге. Похоронен литератор на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры.

Интересные факты 1. Проза и поэзия Карамзина во многом повлияли на развитие русского литературного языка, писатель первым начал использовать неологизмы, варваризмы, отошел от церковной лексики. 2. Карамзин был дважды женат. Первая жена, Е. И. Протасова, была сестрой А. И. Плещеевой. Вторая жена, Е. А. Колыванова, была внебрачной дочерью князя А. И. Вяземского. 3. Повесть «Бедная Лиза» Карамзина является наиболее ярким примером русского сентиментализма и изучается школьниками в 9 классе. 4. Карамзин был первым, кто открыл известный литературный памятник – труд Афанасия Никитина «Хождение за три моря» . 5. Благодаря Карамзину в обиходе современного русского языка появились такие слова как: «моральный» , «промышленность» , «сцена» , «катастрофа» , «сосредоточить» , «эстетический» , «будущность» , «эпоха» , «гармония» , «влюблённость» , «занимательный» , «влияние» , «впечатление» , «трогательный» .

Николай Михайлович Карамзин – великий русский писатель, крупнейший литератор эпохи сентиментализма. Писал художественную прозу, лирику, пьесы, статьи. Реформатор русского литературного языка. Создатель «Истории государства Российского» – одного из первых фундаментальных трудов по истории России.

Роль Карамзина в истории русской литературы блестяще определена в сжатой и многосторонней характеристике его, данной Белинским: «Карамзин имел огромное влияние на русскую литературу. Он преобразовал русский язык, совлекши его с ходуль латинской конструкции и тяжелой славянщины и приблизив к живой, естественной, разговорной русской речи. Своим журналом, своими статьями о разных предметах и повестями он распространял в русском обществе познания, образованность, вкус и охоту к чтению. При нем и вследствие его влияния тяжелый педантизм и школярство сменилось сентиментальностью и светскою легкостью, в которых много было странного, но которые были важным шагом вперед для литературы и общества. Повести его ложны в поэтическом отношении, но важны по тому обстоятельству, что наклонили вкус публики к роману, как изображению чувств, страстей и событий частной и внутренней жизни людей».

Жизнь Карамзина

Николай Михайлович Карамзин (1766-1826) запомнился его ученикам и поклонникам не только как человек большого ума и тонкой культуры, но как человек, сумевший прожить свою жизнь размеренно и благоразумно. Он вырос в провинции, в Симбирской губернии. Когда ему исполнилось 14 лет, его повезли в Москву и отдали в пансион профессора Шадена. Он получил хорошее образование и светское воспитание.

В 18 лет Карамзин поступил на военную службу, – как и полагалось дворянскому юноше, – в один из лучших гвардейских полков. Однако вскоре он вышел в отставку и уехал в Симбирск. Там он блистал в обществе, играл в карты, танцевал на балах, поражал провинциалов столичными туалетами и необыкновенной образованностью. В Симбирске Карамзина увидел И. П. Тургенев, известный масон и литератор новиковского круга. Он убедил молодого человека ехать вместе с ним в Москву, вовлек его в масонскую организацию, заставил его серьезно заняться литературой и углублением своего научного кругозора. Карамзин сделался одним из участников литературно-издательских начинаний Новикова. Он принял участие в журнале «Детское чтение» (1785-1789), первом русском детском журнале, издававшемся Новиковым под редакцией А. А. Петрова. Карамзин переводил для «Детского чтения», иногда заменял Петрова в качестве редактора, затем он стал писать сам, стихами и прозой.

Разочаровавшись в масонской организации и в самом Новикове, Карамзин уехал за границу, покинув в Москве любимую женщину и друзей; это был разрыв с масонами и начало новой жизни. Он пробыл за границей 18 месяцев, побывал в Германии, Швейцарии, Франции и Англии.

Осенью 1790 г. Карамзин вернулся в Россию и с 1791 г. начал издавать «Московский журнал», выходивший два года, в котором печатал много своих повестей и стихотворений: «Бедная Лиза», помещенная в нем, произвела фурор. Московские девушки и юноши, прочитав повесть и умилившись печальной судьбой ее героини, ходили к Симонову монастырю и любовались на пруд, в котором она утопилась. Другие повести Карамзина также читались нарасхват. В своем журнале Карамзин печатал по частям и «Письма русского путешественника» – литературно обработанные записки своего путешествия. Слава пришла к Карамзину, когда ему было всего 25 лет; молодежь поклонялась ему; скоро он стал признанным авторитетом в литературе.

В 1792 г. Новиков был заключен в крепость, и масонская организация в Москве была окончательно разгромлена. Карамзин, давно разошедшийся с масонами, тем не менее мужественно выступил в печати с осуждением расправы над ними; он опубликовал свою оду «К милости», в которой достаточно прозрачно высказал свое отношение к действиям Екатерины по отношению к Новикову и его друзьям. Между тем, и сам Карамзин был на подозрении у властей, прежде всего как ученик масонов. Реакция свирепствовала в литературе, и правительство проявляло подозрительность выше меры по отношению ко всякой сколько-нибудь независимой мысли. Все это привело к тому, что Карамзин принужден был сократить свою литературную активность. Он чувствовал себя опальным. Прекратив издание «Московского журнала», он издал в 1793 и 1794 г.г. два тома альманаха «Аглая», в значительной мере наполненные произведениями самого редактора-издателя; в 1794 г. он напечатал сборник своих повестей и стихотворений «Мои безделки». В 1796-1799 гг. вышли три томика стихотворного альманаха, собранного Карамзиным, – «Аониды».

Карамзин занимался литературой профессионально; более того, литература была его единственным делом; она приносила ему и средства к жизни. В этом отношении он также явился новатором. Он первый среди ведущих писателей открыто сделал литературу профессией, притом профессией почетной, уважаемой. Он поднял в этом смысле авторитет писателя и нисколько не стеснялся того, что его кормит его благородная профессия, и именно он узаконил право писателя получать деньги за свой творческий труд. Он нигде не служил, не был помещиком, не имел чинов, не имел никаких особых званий; он был дворянин и литератор, и добился такого положения, что восторженные юноши в Петербурге мечтали о том, чтобы хоть пешком пойти в Москву посмотреть на него. Роль Карамзина в истории писательского дела в России была очень велика и положительна. Следует также подчеркнуть, что Карамзину удалось расширить круг читателей хорошей книги в России. Его повести, «Московский журнал», альманахи проникли в провинцию, читались людьми самых разных степеней культуры. Его успех приохотил к чтению серьезной книги многих, ранее читавших только «низовую» книгу. Он подготовил возможность восприятия сравнительно широким кругом русских людей не только поэзии Жуковского, но и поэзии Пушкина.

В царствование Павла I, в период жесточайшей реакции, Карамзину пришлось совсем туго; он занимался в это время главным образом переводами, знакомя русских читателей со многими, до тех пор неизвестными им произведениями западных литератур; но и с переводами было трудно: цензура не хотела пропускать переводы из Демосфена, Цицерона, Саллюстия, потому что они были республиканцами. В 1802 г., при Александре I, Карамзин вновь принялся за издание журнала «Вестник Европы»; это был журнал не только литературный, но и общественно-политический, первый прообраз журналов XIX в.

В 1801 г. Карамзин женился. В этом же году он задумал писать историю России – монументальное историческое произведение.

В 1802 г. молодая жена Карамзина умерла. Карамзин был потрясен, но мысли об историческом труде не покидали его. Друг Карамзина М. Н. Муравьев похлопотал о том, чтобы правительство помогло Карамзину в его занятиях историей и в 1803 г. царь назначил Карамзина официально историографом и дал ему пенсию. Карамзин передал «Вестник Европы» в другие руки и принялся с рвением за работу. Он читал, изучал, рылся в старинных рукописях, – и начал писать «Историю Государства Российского». Двадцать три года, до самой смерти, Карамзин продолжал работать над своей «Историей». Жизнь его была спокойна; она была заполнена трудом, семейными радостями и горестями, беседами с друзьями. В 1804 г. Карамзин женился вторично, на сестре П. А. Вяземского, «незаконной» дочери его отца. К старости Карамзин все более укоренялся в консервативных воззрениях. Но он оставался человеком независимым и не желал сам участвовать в грязном механизме царской власти.

В 1800-1810-х гг. разгорелась распря между учениками Карамзина – сторонниками его реформ в литературе и языке, с одной стороны, и литературно-политическими реакционерами, возглавленными адмиралом Шишковым, – с другой. Сам Карамзин совершенно устранился от полемики; за него сражались его ученики.

В 1816 г. Карамзин приехал в Петербург. Через два года появились первые восемь томов «Истории Государства Российского». Успех книги был неслыханный. Все хотели прочесть историю своей страны, впервые научно и увлекательно написанную. Передовую молодежь не могла удовлетворить монархическая тенденция «Истории», но все признавали художественный блеск изложения и обилие материалов, собранных Карамзиным, его исключительной заслугой; все говорили о том, что Карамзин открыл для русского народа его прошлое.
С 1816 г. Карамзин летом жил в Царском Селе, недалеко от дворца, где продолжалась работа над историей. На прогулке в парке Карамзин встречался постоянно с царем Александром. Они вместе гуляли, разговаривали. Карамзин стал личным другом царя, хотя нередко оспаривал его мнения и даже действия весьма решительно. Он не хотел ни чинов, ни денег, – и он не получал их. Нередко в Царское Село приезжали друзья, писатели, старики и молодежь. За круглым столом в гостиной жена Карамзина разливала чай; дети Карамзина внимательно прислушивались к беседе. Летом 1816 г. часто бывал на этих литературно-поэтических чаепитиях юноша Пушкин. Зимой беседы за круглым столом переносились в Петербург. Постоянными посетителями Карамзина были Жуковский, Батюшков, А. И. Тургенев, П. А. Вяземский. В 1820 г., когда Пушкину угрожала тяжкая кара за его вольнолюбивые стихи, Карамзин хлопотал о нем и помог смягчить его участь.

Карамзин умер в 1826 г., не успев закончить двенадцатый том «Истории Государства Российского», посвященный описанию событий «смутного времени».

Карамзин – журналист

Не только оригинальные произведения Карамзина, его повести, его «Письма русского путешественника» сыграли значительную роль в сближении русской литературы с современной западной, но и издаваемые им журналы и его переводы.

Уже «Детское чтение», в котором Карамзин принял весьма значительное участие, было незаурядным явлением русской литературы. Это был первый детский журнал в России, вообще первое крупное издание, предназначенное для детей. «В «Детском чтении» Карамзин следует принципам той филантропической педагогики, которую ввел в обиход «Эмиль» Руссо… Отсутствие принуждения и страха, отсутствие зубрения и телесных наказаний, развитие чувства и сердца – вот ее основы», – пишет А. Кирпичников.

Более широкое значение имел «Московский Журнал». Это был очень живой, интересный журнал, дававший читателю хорошие стихи и прекрасную прозу, знакомивший его систематически с западной литературой, развивавший его литературный вкус и расширявший его культурный кругозор.

Рецензии, отчеты о книгах, критические статьи Карамзина в «Московском Журнале» составили одну из заслуг этого издания. До этого времени русские журналы почти совсем не знали критического отдела.

Новый век русской журналистики открывает «Вестник Европы» Карамзина. «Вестник Европы» определил тип серьезного литературно-общественного журнала на весь XIX век. До «Вестника Европы» все русские журналы более или менее избегали прямой постановки политических вопросов; кроме того, это были, в сущности, периодически выходящие сборники литературного материала, и лишь введение критического раздела в «Московском Журнале» непосредственно связало журнал с текущими событиями. «Вестник Европы» – первый русский литературно-политический журнал. Каждая книжка его делится на два отдела: литературный и политический. Первый из них в значительной мере продолжает «Московский журнал».

Но и этот отдел имеет существенное отличие от прежних журналов; в нем помещен целый ряд статей Карамзина, освещающих текущие вопросы общественной жизни, затрагивающих важные и животрепещущие темы. Во втором отделе журнала Карамзин помещал свои сводки политических известий о западноевропейских событиях, характеристики и очерки социально-политического положения западных государств, сведения о политических деятелях, заметки о культуре и т. д. Эти обзоры, заимствованные из заграничных журналов, но скомпонованные по-своему Карамзиным, давали широкую картину жизни Европы.

Стихотворения Карамзина

В историю русской литературы Карамзин вошел главным образом как прозаик. Его стихотворения не могут идти в сравнение с его прозой ни по своему влиянию, ни по своему художественному достоинству. Тем не менее, и они способствовали подъему литературной культуры в России и осуществляли ту новую «европеизацию» русской культуры, которая составляет одну из заслуг Карамзина вообще.

Основной характер поэзии Карамзина, основная задача ее – создание лирики субъективной и психологической, уловление в коротких поэтических формулах тончайших настроений души. Сам Карамзин так сформулировал задачу поэта: «Он верно переводит все темное в сердцах на ясный нам язык, Слова для тонких чувств находит» («Послание к женщинам»). Дело поэта – «выражать оттенки разных чувств, не мысли соглашать» («Протей»).

В лирике Карамзина чувству природы, понятой в психологическом плане, уделено немалое внимание; природа в ней одухотворена чувствами живущего вместе с ней человека, и сам человек слит с нею.

Карамзин добивается создания в стихотворении не вещественного материального образа, а определенной лирической тональности, соответствующей настроению, основной теме произведения. Он пишет в статье «Мысли об уединении» (1802): «Некоторые слова имеют особую красоту для чувствительного сердца, представляя ему картины меланхолические и нежные». Именно такие слова, вообще такие изобразительные средства старается преимущественно использовать Карамзин. Так в стихотворении «Осень» он хочет создать общую настроенность тоски, увядания. Все элементы текста этого стихотворения подчинены этому эмоциональному лейтмотиву:

Веют осенние травы
В мрачной дубраве;
С шумом на землю валятся
Желтые листья.
Поле и сад опустели;
Сетуют холмы;
Пение в рощах умолкло –
Скрылися птички…
…Странник, стоящий на холме,
Взором унылым
Смотрит на бледную осень,
Томно вздыхая.

Лирическая тональность стихотворения акцентирована подбором слов единого тона: осенний, мрачный, сетуют, унылый, бледный, томный, вздыхая и т. д. На первый план выдвигается не предметноле слово, а качественное, эпитет, формулирующий не объективный предмет, а отношение к нему. «Бледная осень» – это образ, не реализуемый зрительно, конкретно (аллегории здесь явно нет), а словесная нота, настраивающая душу на «осенний» лад. Слово значит не своим конкретным значением, а обертонами, лирическими ассоциациями, ему свойственными.

На этой основе возникает возможность уловить в стихах оттенки, полутона, тонкие переходы настроений. Таково задание стихотворения «Меланхолия» (подражание Делилю); здесь говорится:

Веселья нет еще, и нет уже мученья;
Отчаянье прошло… Но, слезы осушив,
Ты радостно на свет взглянуть еще не смеешь
И матери своей, Печали, вид имеешь.
Бежишь, скрываешься от блеска и людей,
И сумерки тебе милее ясных дней…

Лирическая манера Карамзина предсказывает будущий романтизм Жуковского. С другой стороны, Карамзин использовал в своей поэзии опыт немецкой и английской литературы XVIII. В программном стихотворении «Поэзия», написанном еще в 1787 г., он перечисляет своих любимых поэтов; среди них нет ни одного француза, но зато есть Оссиан, Мильтон, Юнг, Томсон, Геснер, Клопшток. Позднее Карамзин возвратился к французской поэзии, в это время насыщавшейся сентиментальными, предромантическими элементами.

П. А. Вяземский писал в своей статье о стихотворениях Карамзин (1867): «С ним родилась у нас поэзия чувства, любви к природе, нежных отливов мысли и впечатлений, словом сказать, поэзия внутренняя, задушевная… Если в Карамзине можно заметить некоторый недостаток в блестящих свойствах счастливого стихотворца, то он имел чувство и сознание новых поэтических форм».

Карамзин в истории литературного языка

Одна из величайших заслуг Карамзина перед русской культурой – это произведенная им реформа русского литературного языка. На пути подготовки русской речи к Пушкину Карамзин явился одним из наиболее крупных деятелей. Современники видели в нем даже создателя тех форм языка, которые унаследовали Жуковский, Батюшков, а затем и Пушкин, несколько преувеличивая значение переворота, им осуществленного.

Карамзинская реформа языка была подготовлена усилиями его предшественников. Но незаурядная лингвистическая одаренность Карамзина выделяет его в этом отношении из числа писателей его времени, и именно он в наиболее отчетливом виде воплотил тенденции обновления русского стиля, потребность в котором ощущалась всей передовой литературой конца XVIII в. Сам Карамзин, придя в литературу, был недоволен тем языком, каким писались тогда книги. Задача реформы языка встала перед ним совершенно сознательно и настоятельно. В 1798 г. Карамзин писал Дмитриеву: «Пока не выдаю собственных своих безделок, хочу служить публике собранием чужих пьес, писанных не совсем обыкновенным русским, то есть не совсем пакостным слогом». Карамзин чувствовал, что новые задачи, поставленные им перед собой как литератором, не могут быть воплощены в формах старого языка, недостаточно гибкого, легкого и изящного. Он выступил против церковнославянской ориентации «высокого штиля» литературы XVIII в., видя в ней, с одной стороны, реакционную церковно-феодальную тенденцию и провинциальную оторванность от западной языковой культуры, с другой – патетику гражданственности, слишком радикальную для него (тип использования славянизмов у Радищева).

Решившись создать новый литературный стиль, Карамзин не захотел обратиться и к источнику народной, живой, реалистической речи. Ее органический демократизм, ее глубокая связь с подлинной неприкрашенной действительностью пугали его. Белинский сказал: «Вероятно, Карамзин старался писать, как говорится. Погрешность он презрел идиомами русского языка, не прислушивался к языку простолюдинов и не изучал вообще родных источников».

Эстетизация мира у Карамзина была способом набросить на действительность покров искусства, покров красоты, измышленной и не выведенной из самой действительности. Изящно-жеманный язык Карамзина, изобилующий округлыми и эстетическими перифразами, заменяющий простое и «грубое» для него называние вещей эмоциональными узорами слов, чрезвычайно выразителен в этом смысле.

На этой основе Карамзину удалось достигнуть значительных результатов. Он добился от языка легкости, свободы выражения, гибкости. Он стремился сблизить литературный язык с живой разговорной речью дворянского общества. Он стремился к произносимости языка, легкому и приятному звучанию его. Он сделал созданный им стиль широкодоступным и читателям, и писателям. Он радикально переработал русский синтаксис, пересмотрел лексический состав литературной речи, выработал образцы новой фразеологии. Он успешно боролся с громоздкими конструкциями, работая над созданием естественной связи элементов фразы. Он отбросил устаревший словарный балласт, а на его место ввел много новых слов и словосочетаний.

(1766 - 1826)

Аркадий Минаков, Воронеж

179 лет назад скончался Н.М. Карамзин, выдающийся русский мыслитель, создавший цельную, оригинальную и весьма сложную по своему теоретическому содержанию концепцию Самодержавия как особого, самобытно-русского типа власти, тесно связанного с Православной Церковью

Карамзин Николай Михайлович , один из основоположников русского консерватизма, историк, писатель, журналист, поэт.

Происходил из крымско-татарского рода Кара-мурзы (известного с XVI в.). Детство провел в имении отца - Михаила Егоровича, помещика средней руки – селе Знаменское, затем воспитывался в частном пансионе Фовеля в Симбирске, где учили на французском языке, потом - в московском пансионе проф. И.М. Шадена. Шаден являлся апологетом семьи, видел в ней хранительницу нравственности и источник образования, в котором религия, начало мудрости, должна была занимать ведущее место. Наилучшей формой государственного устройства Шаден считал монархию, с сильным дворянством, добродетельным, жертвенным, образованным, ставящим во главу угла общественную пользу. Влияние подобных взглядов на Карамзина неоспоримо. В пансионе Карамзин выучил французский и немецкий языки, учил английский, латынь и греческий. Кроме того, он посещал лекции в Московском университете. С 1782 г. Карамзин служил в Преображенском полку. В это же время начинается его литературная деятельность. Первое печатное произведение Карамзина - перевод с немецкого С. Гесснера “Деревянная нога”.

По смерти отца Карамзин в 1784 вышел в отставку и уехал в Симбирск, где вступил в масонскую ложу “Золотого венца”. Спустя год Карамзин переехал в Москву, где сблизился с московскими масонами из окружения Н.И. Новикова, под влиянием которых формируются его взгляды и литературные вкусы, в частности, интерес к литературе французского “Просвещения”, “энциклопедистам”, Монтескье, Вольтеру и пр. Масонство привлекало Карамзина своей просветительской и благотворительной деятельностью, но отталкивало своей мистической стороной и обрядами. В конце 1780-х гг. будущий писатель участвует в различных периодических изданиях: “Размышления о делах Божиих...”, “Детское чтение для сердца и разума”, в которых публикует собственные сочинения и переводы. К 1788 г. Карамзин охладевает к масонству.

В 1789-1790 г. совершает 18-месячное заграничное путешествие, одним из побудительных мотивов которого был разрыв Карамзина с масонами. Он побывал в Германии, Швейцарии, охваченной революцией Франции и Англии. Будучи свидетелем событий во Франции, неоднократно посещал Национальное собрание, слушал речи Робеспьера, завел знакомства с многими политическими знаменитостями. Этот опыт оказал на дальнейшую эволюцию К. огромное воздействие, положив начало критическому отношению к “передовым” идеям. Так, в “Мелодоре и Филалете” (1795) Карамзин ярко выразил неприятие и шок, вызванный реализацией идей “Просвещения” на практике, в ходе так называемой “Великой Французской революции”:

“Век просвещения! Я не узнаю тебя - в крови и пламени не узнаю тебя - среди убийств и разрушения не узнаю тебя!”

По возвращении из-за границы издает “Московский журнал” (1791-1792), альбом “Аглая” (1794-95), альманах “Аониды” (1796-99), “Пантеон иностранной словесности” (1798), журнал “Детское чтение для сердца и разума” (1799), публикует “Письма русского путешественника” (1791-1792), принесшие ему всероссийскую известность, сближается с консервативно настроенным Г.Р. Державиным и окончательно порывает с масонством. В этот период Карамзин испытывает все нарастающий скепсис по отношению к идеалам “Просвещения”, однако в целом остается на западнических, космополитических позициях, будучи уверенным в том, что путь цивилизации един для всего человечества и что России должна идти по этому пути: “все народное ничто перед человеческим. Главное дело быть людьми, а не славянами” (Письма русского путешественника. Л., 1987. С.254). Как литератор, он создает новое направление, так называемый сентиментализм, осуществляет масштабную реформу русского языка, с одной стороны, ориентируя его на французские литературные модели, с другой, приближая его к разговорному, полагая при этом, что русский бытовой язык еще предстоит создать. В наибольшей степени сентиментализм получил отражение в таком произведении как “Бедная Лиза”(1792). Стремление Карамзина “офранцузить” русский язык не следует преувеличивать. Еще в 1791 г. он утверждал: “в нашем так называемом хорошем обществе без французского языка будешь глух и нем. Не стыдно ли? Как не иметь народного самолюбия? Зачем быть попугаями и обезьянами вместе?” 2) начиналась словами: «Кто из нас не любит тех времен, когда русские были русскими, когда они в собственное платье наряжались, ходили своею походкою, жили по своему обычаю, говорили своим языком и по своему сердцу..?»

В апреле 1801 г. Николай Михайлович женился на Елизавете Ивановне Протасовой, которая через год скончалась, оставив дочь Софью.

Восшествие на престол Александра I положило начало новому периоду в идейной эволюции Карамзина. В 1802 г. он выпустил в свет написанное в 1801 г. “Историческое похвальное слово Екатерине Второй”, представлявшее собой наказ новому царю, где он формулирует монархическую программу и ясно высказывается в пользу самодержавия. Карамзин развернул активную издательскую деятельность: переиздал “Московский журнал”, предпринял издание “Пантеона российских авторов, или собрание их портретов с замечаниями”, выпустил первое свое собрание сочинений в 8 тт. Главным событием первых лет XIX века стало издание “толстого” журнала “Вестник Европы” (1802-1803), выходившего два раза в месяц, где Карамзин выступил в роли политического писателя, публициста, комментатора и международного обозревателя. В нем он четко формулирует свою государственническую позицию (ранее для него государство было “чудовищем”). Примечательно также, что в своих статьях Карамзин довольно резко выступает против подражательства всему иностранному, против воспитания русских детей за границей и т.д. Свою позицию он недвусмысленно выражает формулой: “Народ унижается, когда для воспитания имеет нужду в чужом разуме” ]. Более того, Карамзин призывает прекратить безоглядное заимствование опыта Запада: “Патриот спешит присвоить отечеству благодетельное и нужное, но отвергает рабские подражания в безделках... Хорошо и должно учиться: но горе <...> народу, который будет всегдашним учеником” н публикует “Марфу Посадницу” и ряд других произведений. Особенно стоит выделить “Мою исповедь” (1802), где он резко полемизирует со всей просветительской традицией - от “энциклопедистов” до Ж.Ж. Руссо. Его консервативно-монархические взгляды становится всё более чёткими.

Еще в конце 90-х гг. XVIII в. обозначился интерес Карамзина к русской истории. Он создает несколько небольших исторических работ. 28 сентября 1803 г. писатель обращается в Министерство народного просвещения к попечителю Московского учебного округа М.Н. Муравьеву с просьбой об официальном назначении его историографом, которая вскоре была удовлетворена особым указом от 31 октября. В этом же году вышла книга А.С. Шишкова “Рассуждение о старом и новом слоге российского языка”, в которой видный русский консерватор обвинил Карамзина и его последователей в распространении галломании. Однако сам Карамзин никакого участия в литературной полемике не принимал. Объяснить это можно тем, что Карамзин был не только занят историографическими разработками, “постригся в историки” (П.А.Вяземский), его позиция, в том числе и лингвистическая, под влиянием занятий русской историей, стала сближаться с позицией Шишкова.

В 1804 г. Карамзин женился во второй раз – на Екатерине Андреевне Колывановой. Его жизнь была наполнена напряженным трудом, зимой он проживал в Москве, летом - в Остафьево.

С 1803 по 1811 г. Карамзин создает пять томов “Истории государства российского”, попутно открыв и впервые использовав ценнейшие исторические источники.

В конце 1809 г. Карамзин впервые был представлен Александру I. К 1810 г. ученый под влиянием занятий русской историей становится последовательным консерватором-патриотом. В начале этого года он, через своего родственника Ф.В. Ростопчина, знакомится в Москве с лидером тогдашней “консерватвной партии” при дворе - великой княгиней Екатериной Павловной и начинает постоянно посещать ее резиденцию в Твери, где ее супруг, принц Ольденбургский, был генерал-губернатором. Салон великой княгини представлял тогда центр консервативной оппозиции либерально-западническому курсу, олицетворяемому фигурой М.М. Сперанского. В этом салоне Карамзин читал отрывки из “Истории...” в присутствии великого князя Константина Павловича, тогда же происходит его знакомство с вдовствующей императрицей Марией Федоровной, которая с тех пор становится одной из его покровительниц. В 1810 г. Александр I пожаловал Карамзину орден св. Владимира 3 степени. По инициативе Екатерины Павловны Карамзин написал и подал в марте 1811 г. Александру I, во время чтений в Твери очередного фрагмента из своей “Истории...”, трактат “О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях” - наиболее глубокий и содержательный документ зародившейся русской консервативной мысли. Наряду с обзором русской истории и критикой государственной политики Александра I в “Записке” содержалась цельная, оригинальная и весьма сложная по своему теоретическому содержанию, концепция Самодержавия как особого, самобытно-русского типа власти, тесно связанной с Православием и Православной Церковью.