Плот "Медузы"

Кликните по изображению, чтобы просмотреть более крупную версию изображения "Плот "Медузы"".

Название: Плот "Медузы"
(1791-1824)
Нарисована в 1818 - 1819 гг.
Масло на холсте - В: 4.91 м; Д: 7.16 м
Париж, Лувр © RMN

Идея создания картины появилась в результате события, которое произошло в июле 1816 г., когда фрегат "Медуза" отплыл на Сенегал. Экспедиция, которой командовал старый эмигрант Хюжес Дюрой де Шомарей, была послана колонизировать африканские земли. Но 2 июля путешествие трагически окончилось кораблекрушением на Аргуинских рифах возле мыса Бланк. Здесь и началась ужасная одиссея. Спасательные шлюпки слишком малы, поэтому был собран плот, прозванный "машиной". Сто пятьдесят человек собралось на площади семьдесят на пять футов. Штормовое море - или ножи пассажиров - вскоре оборвало веревки, связывающие плот с поддерживающими его спасательными шлюпками. Выжило лишь десять человек. Публика потрясена этой драмой, имевшей немедленные политические последствия. В конце 1817 г. двое из выживших, Коррар и Савиньи, публикуют описание перенесенных испытаний, которое вдохновляет Жерико . Его картина, выставленная на Салоне 1819 г. под названием "Сцена кораблекрушения" - которое никого не обмануло - не прошла незамеченной.

На протяжении тринадцати дней плавания произошла настоящая трагедия в пяти актах: мятеж, приведший к тому, что оставшиеся в живых убивали друг друга, каннибализм истерзанных голодом людей, появившаяся надежда, когда они увидели парус на горизонте, отчаянные призывы к кораблю ("Аргус"), который медленно уплывает прочь, и последняя сцена спасения. Таковы пять эпизодов, над которыми работал Жерико . Он собирает зарисовки персонажей и композиций (всего насчитано 108, но многие другие были уничтожены), и, в конце концов, выбирает сцену, когда потерпевшие крушение впервые увидели "Аргус", когда трудно очертить грань между ужасом и надеждой, концом кошмарных испытаний, смешанным со всей патетичностью жестокости напрасной иллюзии (так как корабль уплывает). Сильнейшая надежда тонет в глубинах зла: возможно, именно это придает "Плоту с "Медузы"" такую силу. Критик пишет: "Жерико в конце концов нашел совершенное сочетание, взаимопроникновение ужаса и надежды, смерти и воскрешения, когда над волнами, в потоке света, который разрушает галлюцинации даже столь ослабленных умов, появляется белый парус".

Художник-реалист, Жерико проводит тщательные исследования и расширяет круг изучаемых предметов. Его цель - визуализировать сцену, которой у него есть только описание, довольно классическая ситуация для художника. Но Жерико не пытается отобразить ни историческую сцену, ни древний мифологический сюжет, но горячее, жгучее современное событие. Он не пытается вообразить сцену, но поставить, в почти театральном смысле слова, настоящий факт. Здесь нет никакой идеализации, а лишь полновесная аутентичность. Чтобы нарисовать "Плот с "Медузы"", Жерико собирается пережить кораблекрушение изнутри через описания, сделанные Корраром и Савиньи, с которыми он сближается на протяжении всего подготовительного периода. Он проводит несколько исследований их истории, но, кроме всего прочего, он прислушивается к ним, никогда не уставая слушать о ужасных инцидентах: "Его интересовало все; он хотел знать все", - говорит свидетель.

Картина, "радующая стервятников", - этот комментарий журналиста того времени - не просто явное выражение отвращения, это должно дать понять, какую предварительную работу провел Жерико , чтобы придать своей картине всю ее эмоциональную мощь. Среди многочисленных предварительных исследований, выделяется своей важностью и кажущейся бесполезностью основная концепция: зарисовки трупов, ободранных тел, портреты сумасшедших и умирающих людей, больные с отсеченными членами, но все еще живые. Огромная студия, которую он вынужден был снять в Фабурж дю Рул, чтобы установить громадный холст, превратилась в настоящий морг, "образцы" для которого он получал из близлежащего госпиталя Божон. "Он настаивал на работе в этом склепе, где наиболее преданные и дерзкие его друзья едва могли выдержать вонь хоть короткое время" (Шарль Клемен). В некой разновидности аскетизма, в своем интимном морге, он отслеживал страдания, написанные на лицах, знакомился со смертью: как будто бы он пытался воссоздать в студии, перед все еще пустым экраном гигантского белого холста, реальность кораблекрушения.

Однако, что же осталось из этих предварительных исследований на законченной картине? Эпизод каннибализма исчез, как будто его следы смыло морем. Никаких ран на мертвых телах: напротив, они молоды и прекрасны. Да, бледны, но их кожа не засохла, они не разлагаются. На телах живых нет следов какого-либо истощения: самое большее, это те выражения, которые могут демонстрировать худые, усталые лица. Хотел ли Жерико пощадить публику, расположения которой добивался и каковое могло бы улетучиться при виде слишком болезненной картины? Как бы то ни было, если видимые следы были и вытерты, но все же картина пронизана скрытой болезненностью, которую можно даже почувствовать (что и вызвало комментарий журналиста) в молчаливых тонах и жутком освещении. Именно это придает картине полную эмоциональную силу. Картина обращается скорее к телу и чувствам, нежели к разуму.

Жерико потратил массу времени, создавая сложную композицию картины: задача - превратить современное событие в универсальное символическое видение.

По мере того, как проект продвигался, Жерико изменял позы, добавлял персонажей, в основном трупы. Когда картина была закончена, он перенес ее в новое помещение: заметив небольшое пятно в правом углу, он немедленно рисует на этом месте тело, плывущее в открытом море. Придав картине баланс, это тело завершает дуговую арку, связывающую четыре безжизненных тела на переднем плане: это первая сильная линия картины, сфера смерти.

Именно на этом пьедестале построено две пирамиды, охватывающие две противоположные динамики происходящей трагедии. Первая, связывающая персонажей с правой стороны, их вытянутые руки, машущие тряпками, - это пирамида надежды. Она проходит как динамическая диагональная ось, суммирующая эпос в переходе от смерти к надежде:
- внизу слева, два безжизненных тела.
- затем размышляющий персонаж, который, что весьма важно, повернувшийся спиной к "Аргусу". Надежды не достаточно, чтобы стереть ужасы путешествия. Вместе с двумя инертными телами, он завершает пораженное смертью трио (физически или умственно). Это - прошлое.
- центральная часть диагональной оси выполнена тремя другими персонажами, которые воплощают три стадии от опустошения к надежде: первый всего лишь повернул голову к человеческой пирамиде, второй уже поднимается; его лицо, на которое падает свет, - это лицо отшатнувшегося человека, в то время как третий переходит с позы к движению, на коленях, с вытянутыми руками. Это - настоящее.
- в конце концов, вокруг бочки, треугольником выполнена последняя группа, венчающая пирамиду. Вся надежда выражена нелепыми тряпками, развевающимися на ветру. Это уже будущее.

На заднем плане апокалипсиса и давящей темноты - светлая диагональная ось, символизирующая воскрешение мертвых. Остается некая невидимая часть, все еще воплощающая мрак и болезненность: утонувшая голова персонажа, добавленного в последнюю минуту, тело которого отслеживает противоположную диагональ.

Мачта, левая половина паруса и веревка справа составляют вторую пирамиду. Тогда как масса тел оттягивает композицию с центра направо, к исчезающей точке, сконцентрированной на корабле на горизонте, парус, напротив, развевается налево: ветер утягивает плот в другую сторону. Баланс композиции, таким образом, заключает в себе борьбу двух противоположных сил, человеческой надежды и ярости стихии. Эта вторая, нематериальная диагональная ось, - это ось судьбы. Она проходит слабой нотой в изображении надежды, что делает ее хрупкой и иллюзорной.

Сравнение трех фаз композиции прекрасно отображает исследования критической точки художником - максимум символического напряжения. От одной версии к другой, количество трупов возрастает, небо становится все более угрожающим, волны - выше. Напротив, "Аргус", хорошо различимый на первой зарисовке, гораздо дальше на второй и превращается в крошечный парус в окончательном варианте: почти мираж. Громадные волны, окружающие плот, уже сами по себе не дадут морякам на судне заметить плот. В то же время потерпевшие кораблекрушение, с другой стороны, демонстрируют все более и более проявляющийся подъем. Просто стоя в первой версии, они уже толпятся вокруг бочки во второй, что приведет к окончательной пирамиде. Эти три версии можно читать как хронологическую последовательность: внезапно появившийся корабль медленно уплывает прочь, несмотря на все более отчаянные попытки пассажиров плота привлечь к себе внимание. Здесь Жерико , кажется, играет в жестокую игру, чтобы уловить крайний предел, где касаются надежда и отчаяние.

Благодаря эффектам композиции реализм переходит в символизм: "Плот с "Медузы"" действительно становится аллегорией абсурдности состояния человека, пойманного в момент выражения надежды.

Уже в феврале 1817 Хюжес Дюрой де Шомарей был осужден и приговорен пэрами в Рошфоре. Суд над его некомпетентностью становится судом над эмигрантами, и, следовательно, судом над монархией. Луи XVIII обвинен в том, что поручил эту экспедицию некомпетентному человеку, который не плавал двадцать пять лет, и только потому, что тот был преданным роялистом. Это кораблекрушение накаляет политические страсти и способствует подъему либеральной оппозиции. Говорят, описание Коррара и Савиньи все более и более стало напоминать памфлет. С этого момента, что же можно подумать о картине Жерико?

Она была принята со смешанными чувствами на Салоне 1819 г., но никто не остался безразличным. "Толпа вначале останавливается - перед этой пугающей картиной, которая "притягивает каждый глаз"", - пишут газеты. Под эстетическими комментариями можно почувствовать политический подтекст. Законодатели бранят Жерико за то, что он занял позицию против политической власти. Что касается Жала, пылкого поклонника, то он приветствует политическую картину, либеральный манифест, так, как только можно приветствовать своевременное произведение. Было ли так задумано Жерико?

Одна деталь подчеркивает социальную значимость работы: среди персонажей, символизирующих надежду, есть три негра, особенно выделяется один, венчающий пирамиду. Если считать, что цель экспедиции "Медузы" - создать поселение на Сенегале, эта деталь является более, чем недвусмысленной. Кораблекрушение, разрушающее расовую или социальную иерархию, объединяет человечество в совместном страдании. Нападая на современность, картина развивается в настоящее политическое событие. В соответствии с Мишеле: "Он усадил на плот с "Медузы" все наше общество".

Однако, каково же действительное влияние этой картины, о которой Луи XVIII сказал: "Это, месье Жерико , - не то ли кораблекрушение, в котором утонет создавший его художник?" Искусство может охватывать современные события, но должно ими и оцениваться: таким образом, значимость картины лежит в ее эстетичности и Салон 1819 г. доказывает это. Сторонники классицизма продемонстрировали крайнее отвращение, испытываемое к картине, в которой они увидели не что иное, как "кучу трупов", а не великий идеал реалистического мастерства. Но некоторые из поклонников Давида отозвались о ней, как о картине, имеющей "весьма необычную живость".

Как бы то ни было, Жерико оживил энтузиазм будущих романтиков. Картина содержит анекдот: мертвец, лежащий на животе с протянутой рукой, расположенный в центре, не кто иной как... Делакруа, который позировал для "Плота" и признает в Жерико мастера. Здесь Жерико явно открывает романтическую эру, и его мощь, его изобразительный гений возвещает о приходе новых мастеров.

Тем не менее, печальная судьба для столь противоречивого объекта: расстроенный реакцией Парижа, в 1820 г. Жерико подписал контракт с английским менеджером о выставке "Плота с "Медузы"" на ярмарке. Переезжая из города в город, работа в конце концов принесла автору небольшое состояние, и главным образом, утешение.

Жерико ПЛОТ "МЕДУЗЫ" Gericault: Radeau de la Meduse

Теодор Жерико, «Плот Медузы»

Теодор Жерико - французский художник начала XIX в., в творчестве которого соединились черты классицизма, романтизма и реализма. Родился художник в Руане, получил очень хорошее образование, проходя обучение в лицее. Способности к рисованию проявились у мальчика еще в лицейские годы, особенно он любил рисовать животных. В 1808 г. Теодор Жерико стал учеником Карла Верне, ведущего художника-анималиста Франции. Затем он перешел в мастерскую Герена, сторонника классицизма, где овладел искусством рисунка и композиции. Первое публичное выступление Жерико как художника состоялось в Салоне в 1812 г., где он представил большое полотно под названием «Офицер конных егерей императорской гвардии, идущий в атаку».

В 1817 г. художник совершил путешествие в Италию, где занимался изучением искусства Возрождения. После возвращения из Италии Жерико обратился к изображению героических образов. Его взволновали события, связанные с гибелью фрегата «Медуза». При кораблекрушении из 140 человек экипажа спаслись только 15. Они сумели высадиться на плот, и их 12 дней носило по морю, пока спасенных не подобрал бриг «Аргус». Как утверждали многие, катастрофа произошла по вине капитана, который был взят на судно по протекции.

Эти события явились сюжетом для масштабной картины художника, которая называется «Плот "Медузы"». На огромном полотне изображены люди на плоту, только что заметившие на горизонте корабль. Они ведут себя по-разному. Некоторые уже сошли с ума и никак не реагируют на это событие, другие полумертвы от усталости. Но есть и те, кто с надеждой всматривается в даль горизонта. Жерико выбрал верхнюю точку обзора. Это позволило ему разместить всех персонажей на переднем плане. Контраст лежащих без сил фигур и фигур, подающих сигналы кораблю, создает динамику картины.

Цветовая гамма картины очень сурова и мрачна, лишь изредка кое-где появляются пятна яркого света. Сам стиль изображения, точность и скульптурность в прорисовке человеческих тел говорят о том, что работа выполнена в художественной манере классицизма. Однако сюжет картины - современный и весьма конфликтный - позволяет отнести это произведение к числу шедевров романтизма. Впервые художником были показаны динамично сменяющиеся психологические состояния людей, бурный драматический конфликт со стихией.

Жерико очень долго и тщательно работал над своим полотном. Он делал многочисленные зарисовки бушующего моря, наброски людей на плоту. На картине есть портретные изображения действительных участников событий - врача Савиньи и инженера Корреара. Они оба спаслись в ужасной катастрофе и позировали Жерико во время написания картины. Художника интересовала ситуация борьбы человека со стихией и героическая победа над ней. Однако общественный резонанс, вызванный появлением данной работы, был очень велик. Дело в том, что многие восприняли ее как политический протест против существующих порядков. Упор делался на то, что капитан «Медузы» был принят на судно по чьей-то протекции, следовательно, в случившейся катастрофе были повинны взяточничество и коррупция.

Именно из-за этого картина была принята критикой довольно сдержанно и не была приобретена государством. После окончания работы над картиной Теодор Жерико совершил путешествие в Англию, где его полотно имело огромный успех. В Англии художник занимался созданием литографий, делал небольшие зарисовки нищих, крестьян, бродяг. Здесь же он написал свою последнюю большую картину «Скачки в Эпсоме».

Вернувшись во Францию, Жерико продолжал работать над созданием портретов. Теперь его моделями становятся пациенты психиатрической клиники, люди со сломленной психикой. Художник изобразил их с глубоким сочувствием. Последние свои работы Жерико писал уже смертельно больным. После неудачного падения с лошади он 11 месяцев был прикован к постели.

Теодор Жерико умер очень рано, в возрасте 33 лет. Спустя некоторое время после его смерти картина «Плот "Медузы" » была признана первым творением романтизма. Однако, с другой стороны, английские литографии и портреты сумасшедших позволяют отнести Жерико к провозвестникам реализма.

Судьбу великого русского художника Александра Андреевича Иванова можно назвать глубоко трагичной. Родившись в семье профессора Академии художеств, Александр с детства впитал вольнолюбивые идеи. Он с презрением относился к затхлости и косности, царившей в то время в России, вообще, и в Академии художеств, в частности.

В 1830 г. Иванов покидает Россию и уезжает в Италию. Там он прожил более четверти века, и все это время было посвящено созданию огромного полотна «Явление Христа народу». Начиная работу, Иванов, по обыкновению, обратился к религиозному сюжету. Он запечатлел момент, когда пророк Иоанн Креститель указывает собравшимся вокруг него людям на приближающегося Иисуса Христа и обещает им грядущее счастье. Творческий импульс для создания этой картины возник у Иванова благодаря дружбе с Н.В. Гоголем, который в то время также жил в Риме.

Еще в одном из ранних произведений Иванова - «Аполлон, Гиацинт и Кипарис» - были воплощены раздумья художника о преображении человека при соприкосновении с возвышенным будь то величие человека или красота природы замыслом, которым проникнута и картина «Явление Христа народу». Содержание картины в большей или меньшей степени известно всем: Иоанн Предтеча, крестящий иудейский народ на берегу Иордана во имя ожидаемого Спасителя, видит идущим к нему Того, во имя Которого он крестит. Этот момент духовного видения Иванов и запечатлел на своей картине.

Теодор Жерико - французский художник начала XIX в., в творчестве которого соединились черты классицизма, романтизма и реализма. Родился художник в Руане, получил очень хорошее образование, проходя обучение в лицее.

В 1817 г. художник совершил путешествие в Италию, где занимался изучением искусства Возрождения. После возвращения из Италии Жерико обратился к изображению героических образов. Его взволновали события, связанные с гибелью фрегата «Медуза». При кораблекрушении из 140 человек экипажа спаслись только 15. Они сумели высадиться на плот, и их 12 дней носило по морю, пока спасенных не подобрал бриг «Аргус». Как утверждали многие, катастрофа произошла по вине капитана, который был взят на судно по протекции.

Эти события явились сюжетом для масштабной картины художника, которая называется «Плот "Медузы"». На огромном полотне изображены люди на плоту, только что заметившие на горизонте корабль .

Картину «Плот "Медузы"» художник создавал около года. Перед тем как начать картину Жерико обрил себе голову. Художник нуждался в уединении и покое. Поэтому он обрил голову, чтобы ни с кем не видеться. Он заперся у себя в студии и вышел, только когда закончил свой шедевр.

«На полотне Жерико «Плот "Медузы"» нет героя, зато увековечены безымянные люди, страдающие и достойные сочувствия. В композиции картины художник верен традиции классической живописи: все полотно занимает пирамидальная группа скульптурно вылепленных, объемных человеческих тел. Персонажи картины даже в минуты отчаяния сохраняют величие. И лишь страстное движение, которым проникнута вся группа, нарушает равновесие. Композиция картины построена на двух пересекающихся диагоналях, которые должны были подчеркнуть и стремление людей туда, где виднеется спасительный корабль, и стихийное встречное движение ветра, надувшего парус и относящего плот прочь. Резкое освещение сверху контрастно подчеркивает напряжение героев картины.» [Тропинин 1989: 305]

Как мы видим, на полотне основное движение развивается по диагонали в направлении друг к другу. Здесь прослеживаются традиции барокко. Также стоит отметить резкие контрасты света и тени, которые в данной ситуации создают сильную эмоциональную нагрузку и стойкое психическое напряжение. Следует упомянуть, что романтики, как и представители барокко, в отличие от классицистов, обращаются к крайним проявлениям эмоций. Напомним, что в классицизме присутствует строгость форм и выверенность линий, строгое подчинение каноном этого жанра, что находит свое отражение в произведениях, созданных в традициях этого жанра. Чего нельзя сказать о жанре барокко, где эмоции выходят на первый план. Таким образом, человек в этой концепции не подчиняется разуму, а живет и действует во власти чувств. Герой, обуреваемый эмоциями, в большинстве случаев не контролирует себя, отсюда различные конфликты с социумом и просто окружающим миром. Таким образом, мы можем видеть, что картина находится на стыке классицизма и барокко, что отчетливо прослеживается в смешении этих традиций при изображении художником трагического сюжета. Это можно объяснить тем, что художник жил и творил во время, если и не борьбы, то противодействия, этих двух направлений.

«Цветовая гамма картины очень сурова и мрачна, лишь изредка кое-где появляются пятна яркого света. Сам стиль изображения, точность и скульптурность в прорисовке человеческих тел говорят о том, что работа выполнена в художественной манере классицизма. Однако сюжет картины - современный и весьма конфликтный - позволяет отнести это произведение к числу шедевров романтизма. Впервые художником были показаны динамично сменяющиеся психологические состояния людей, бурный драматический конфликт со стихией.» [Турчин 1982: 295]

Также стоит отметить цветовое решение, к которому прибегает автор на своем полотне. На картине мы видим оттенки холодного красного, темно-синего и грязно-серого и коричневого, которые символизируют общую безысходность и трагичность положения людей, находящихся на терпящем бедствие плоту. Таким образом, данная цветовая гамма создает гнетущую атмосферу уныния и безвыходности, но вместе с тем на картине мы можем наблюдать яркие пятна белого цвета, которые в свою очередь могут символизировать надежду на лучшее светлое будущее.

«Колорит картины почти монохромен. Тусклые краски характеризуют образ с какой-то безжалостной откровенностью. Вода вдали словно светится, хлопья пены падают на доски плота. За плотом поднимается гигантская волна, готовая ввергнуть оставшихся в пучину океана.» [Воротников 1997: 153]

Стоит отметить, что на картине есть портретные изображения действительных участников событий - врача Савиньи и инженера Корреара. Они оба спаслись в ужасной катастрофе и позировали Жерико во время написания картины. Следует подчеркнуть, что художника интересовала ситуация борьбы человека со стихией и героическая победа над ней. Отсюда, можно сделать вывод, что автор размышлял над проблемой выживания человека в экстремальных условиях на грани человеческих возможностей организма, что непосредственно находит свое отражение на полотне. Но это не единственная проблема, которой коснулся Жерико в своей работе. Он также размышлял на темы взаимного сосуществования людей в социуме. Его картина, точнее образ тонущих люди на ветхом плоту, является аллегорией людей, находящихся в затруднительных и нестабильных условиях в обществе. Следует провести реминисценцию с книгой Джулиана Барнса «История мира в 10,5 главах», а именно с пятой главой этого постмодернистского романа второй половины двадцатого века (1989 г.). В своей книге автор рассматривает ряд общечеловеческих проблем в философском аспекте. Барнс обращает внимание читателей на некомпетентность морских офицеров фрегата «Медуза», коррумпированность Королевского флота, бессердечное отношение представителей правящего класса к тем, кто находится рангом ниже. В более широком смысле можно подразумевать действия людей, которые живут и выживают за счет других, вопреки благу других людей. Отражение этой проблемы мы можем видеть и на полотне Жерико, где множество человеческих образов подразделяется на живых людей, смотрящих с надеждой на виднеющуюся вдали точку на горизонте, отдаленно напоминающую силуэтом судно; и на бездыханные человеческие тела, статично лежащие в причудливо уродливых положениях на ветхом плоту. Все люди изображены в своеобразном клубке из сплетенных человеческих тел. Живые и мертвые. Художник тем самым аллегорично показывает связь между жизнью и смертью, её неразрывность.

Каннибализм, описанный пятой главе романа Барнса, стал своеобразным итогом кровавой бойни на ветхом плоту, ставшем жалким приютом на две недели терпящей бедствие группе людей. У Жерико на полотне нет шокирующе кровавых подробностей и фрагментов, ярко представляющих каннибализм. Но мы можем видеть подобие этому в образе двух мужчин, когда один вцепился зубами в спину другого.

Жерико на своей картине запечатлел момент приближающегося спасения в виде еле виднеющегося корабля на горизонте. Реакция на это действие различна. Часть людей утратила всяческую надежду на избавление от мук и страданий, смирилась с приходом своей скорой смерти; другая группа энергично размахивает руками в сторону приближающегося корабля, пытаясь тем самым привлечь наибольшее внимание экипажа судна. Они, как мы можем видеть, не пали духом и верят в ближайшее спасение.

В книге Д. Барнса аллегорией надежды и скорого спасения является белая бабочка, которая, по рассуждениям людей на плоту, может обитать только вблизи суши.

«Иные же увидели в этой обыкновенной бабочке знамение, вестницу Неба, белую, как Ноев голубь. Даже скептики, не верящие в Божий промысел, осторожно согласились с тем обнадеживающим соображением, что бабочки недалеко от твердой земли». [Барнс 2005: 133]

На полотне художник не изобразил белокрылой бабочки, но символом приближающегося спасения является светлая цветовая гамма, красками которой художник расписал небо вдоль линии горизонта. В отличие от цветового решения вокруг людей, находящихся на плоту. Тем самым художник небесным просветлением символизирует надежду на спасение, которая появилась вместе с кораблем на горизонте.

Список использованной литературы

картина плот жерико барнс

1. Барнс Д. - М.: АСТ:ЛЮКС, 2005.

2. Тропинин В.А. (под ред. М.М.Раковской). - М: Изобразительное искусство, 1982.

3. Турчин В.С. Теодор Жерико. - М: Изобразительное искусство, 1982.

4. Филимонова С.В. История мировой художественной культуры. - Мозырь: Белый ветер, 1997.

5. 100 художников XX века 1999.

В июле 1816 года фрегат королевского флота «Медуза» терпит крушение у западного побережья Африки. Молодой и недостаточно опытный капитан оставляет сто сорок девять человек на плоту, который дрейфует по морю в течение тринадцати суток. Сто тридцать четыре человека умирают от холода, голода и жажды.

Человеческая трагедия, которую изображает Жерико, захватывает его всецело; он стремится создать ее правдивый образ. Это основное стремление Жерико диктует ему выбор композиции, ее характер, все вводимые им новшества. Стремясь построить сцену с наибольшим драматическим реализмом, Жерико вынужден отвергнуть излюбленное в то время фронтальное построение и приходит к своей глубинной, напряженной, динамичной композиции.

«Плот Медузы» воспринимается не как эпизод, а как эпос; картина явно перерастает свой сюжет, она становится символом трагической борьбы человека с враждебной стихией, олицетворением безмерного страдания, героических напряжений и порыва. Отсюда и обобщенный стиль Жерико — Лаконичный, избегающий второстепенных эффектов, сосредоточивающий внимание на целом. Несмотря на богатство разноречивых эпизодов, из которых слагается композиция, все они воспринимаются не как нечто самодовлеющее, а как подчиненная целому часть. «Плот Медузы» — со всем кипением человеческих страданий — вырастает как некий монолит, как некая единая изваянная группа. Это первое, что воспринимается, что навсегда запечатлевается в памяти зрителя, уносящего с собой драматически насыщенный, исключительный по силе образ…

Многообразие изображенных положений и переживаний не приводит к раздробленности композиции, но сведено к единству, создающему ясный, запоминающийся образ событий, причем это единство достигается не механическими приемами равновесия, как это было в школе Давида.

Жерико воспринимает действительность прежде всего объемно-пластически. Чтобы усилить пространственный эффект сцены, он располагает диагонально переполненный людьми плот, выбирает высокую точку зрения: это дает ему возможность с наибольшей естественностью показать противоречивое многообразие происходящего, выразить весь спектр чувств — от пассивного отчаяния отца, оцепеневшего над трупом сына, до активной борьбы со стихией и недоверчивой и робкой надежды на спасение… Романтическое звучание полотна достигается благодаря цвету, а также игре светотени. Жерико ориентировался здесь на картины Караваджо и росписи Сикстинской капеллы Микеланджело.

Жерико выставляет это мощное семиметровое полотно на Салоне 1819 года, и оно сразу же оказывается в центре внимания общественности. Реакция современников была неожиданной для самого автора. Правительственные круги Франции и официальная пресса окрестили живописца «опасным бунтарем», а историк Мишле пояснил почему: «Это сама Франция, это наше общество погружено на плот Медузы»…

Еще недавно друзья удивлялись смелости его замысла и были даже готовы отговорить художника от дерзкой затеи. Но Теодор был непреклонен.

Поймите же наконец! - горячился он. - На протяжении тринадцати суток несчастные носились на плоту в океане». Из ста сорока семи человек только пятнадцать остались в живых. Полуобезумевшие и обессиленные, они были найдены среди трупов своих погибших товарищей. И все это по вине вздорного капитана, старого монархиста, который был восстановлен в правах в 1815 году после падения Наполеона, хотя не плавал уже более двадцати лет! Именно по его приказу плот с людьми был брошен не произвол судьбы. Нет, я напишу большую картину, и вы поймете, что такое трусость аристократов, столь близких сердцу нашего благословенного Людовика XVIII...

Молодой художник с жаром берется за работу. В госпитале Монж он делал этюды прямо у постелей больных. Но чтобы придать творению реалистичность, надо знать все, что произошло на этом адском плоту. Он встречается с Корреаром, простым матросом, и Савиньи, вторым хирургом фрегата «Медуза», пережившими страшную драму. Назойливая мысль сверлит мозг: если они выжили, то почему? Как трудно отделить правду от лжи в нагромождении фактов, легенд, слухов и сплетен!

Мы следовали кильватерной колонной из четырех кораблей, чтобы доставить новый французский гарнизон в Сен-Луи-дю-Сенегаль. Где это видано, мосье Жерико, чтобы потерять из виду позади идущие корабли? А все капитан Шомаре. Ничтожный и спесивый человек, он создал на борту «Медузы» невыносимую атмосферу: старый эмигрант-монархист, к тому же бездарный моряк, он пользовался любым поводом, чтобы унизить офицеров. Отлично помню, как на пути к Мадейре по приказу Шомаре в открытом море был оставлен без помощи маленький юнга, случайно свалившийся за борт...

Корреар перебивает Савиньи:

Капитан даже не знал, где мы находимся! Когда «Медуза» села на мель Арген, он думал, что корабль в ста милях от нее! Людям пришлось покинуть фрегат, но боже, какой беспорядок царил при этом! Нерешительность капитана сторицей передалась остальным. При высадке с корабля невероятная. Паника охватила команду, пассажиров и солдат. Четыреста человек с трудом разместились в шести шлюпках и на бревнах наспех сколоченного плота. Солдаты дрались прикладами, чтобы занять места раньше пассажиров. Плот размером двадцать на семь метров то и дело кренился в стороны под тяжестью ста сорока семи человек. Вначале шлюпки взяли его на буксир, но затем, не предупредив, обрубили канаты...

Не упустить, скорее записать каждое слово! В силах ли он будет воссоздать страшный момент, когда оцепеневшая толпа обреченных видит, как обрубают канат!

Ему кажется, будто он сам переживает отчаяние людей, брошенных на произвол судьбы в открытом океане. Изредка он делает наброски с лица и жестов Корреара.

Художник едет в Гавр посмотреть на море, которое никогда не писал, и разыскивает там плотника с «Медузы». Он привозит его в Париж, чтобы тот в его мастерской построил точно такой же плот, какой он когда-то связал из бревен на мели Арген. Затягивая узлы на пеньковых тросах, моряк рассказывает:

В первую ночь двадцати человек упали в море.

Офицеры?

О нет, - отвечает плотник, мрачно усмехаясь. - Эти господа были посредине плота. На другой день три пассажира бросились в воду, чтобы покончить с собой. Под вечер вспыхнул первый мятеж: недовольные восстали против офицеров. Ночь напролет на плоту люди дрались, в ход пошли ножи, палки, кулаки.

Приходится, как клещами, вытягивать из памяти очевидца подробность за подробностью. Одно за другим слова этого человека рисуют перед внутренним оком художника чей-то жест или позу.

На четвертый день нас оставалось шестьдесят три, - продолжает плотник. - Обезумевшие люди ползали по палубе и кусали друг друга за ноги. Кое-кто бредил. На восьмой день на плоту было уже только двадцать семь человек. Мари-Зинаидаида, маркитантка из Сенегала, умерла в тот же вечер... и ее тело...

Словно не замечая замешательства плотника, Теодор настойчиво спрашивает:

Что вы ели? Что вы пили?

Там было пять бочонков с вином. Некоторые пытались пить морскую воду. Что касается еды...

Воцаряется тягостное молчание. Плотник о чем-то умалчивает, и, видимо, неспроста.

Когда вас нашел «Аргус», на веревках сушились куски мяса. Откуда они взялись?

На плот падали летучие рыбы. Мы пожирали их сырыми...

Но ведь вы ели... трупы людей!

Моряк опускает голову.

На одиннадцатый день было принято бесчеловечное решение. Наши раненные съедали порции других. Поэтому их бросили в море. Покрытые язвами, одурманенные голодом и солнцем, мы ничего не соображали. Наконец, на двенадцатый день мы увидели парус. О, это выглядело как мираж. Никто уже не верил в спасение. А те, кто еще хранил хоть каплю надежды, лежали в полном изнеможении. Только Жан-Шарль, матрос-негр, стал размахивать рубашкой...

Вот как! Этот бедняга, которого все презирали за черный цвет кожи, имел больше присутствия духа, чем другие! Обязательно нарисовать, как он зовет спасительный корабль.

Увы, «Аргус» нас не увидел. Мы орали как оглашенные из последних сил, размахивали руками. Смешно: как будто за десять миль могли разглядеть жалкую скорлупку среди бескрайних просторов океана! Люди потеряли всякую надежду...

Теперь надо заставить старика вспомнить положение каждого из оставшихся на плоту, их одежду.

Прошла еще одна сумасшедшая ночь. Но вот провидение, должно быть, сжалилось над нами. Назавтра «Аргус» случайно заметил нас и подобрал...

Жерико уже видит всю сцену.

Теперь только расставить натурщиков по местам и придать им нужные позы. Негр Жозеф, профессиональный натурщик, играет роль Жана-Шарля. Делакруа позирует, изображая другого страдальца. Жерико пишет в каком-то исступлении. Он требует от всех абсолютной тишины и прерывает работу лишь затем, чтобы пойти в госпиталь, сделать там портрет умирающего.

Поехав навестить сына, Жерико встречает своего друга Лебрена, больного желтухой, и тотчас набрасывает эскиз. Ему нужен особый типаж - достаточно мрачный, чтобы отразить переживания отца, у которого на коленях лежит мертвый сын...

В 1819 году двухлетний труд завершен. Но перед тем, как отправить картину на выставку, художник еще и еще раз всматривается в огромное полотно. Справа видна дыра в плоту. За одну ночь появляется изображение полуобнаженного человека, погруженного в воду.

И вот, наконец, выставка. Члены жюри пришли оценить необычное творение.
Затянутые в сюртуки и скованные высокими тугими галстуками, они не скрывают
своего негодования.

Зачем потребовалось изображать именно эту гадость? Неужели иссякли антич-ные сюжеты? Написал бы Цезаря, Горация, что ли, или Брута - словом, что-нибудь классическое, - брюзжит один.

Мы не можем согласиться с названием «Плот «Медузы», - заключает председатель жюри. - Это нанесет неслыханное оскорбление чести королевского флота, авторитету морской администрации. Пусть наречет картину «Сцена кораблекрушения».

Жерико не возражает, ибо знает: молодежи все равно известна история бедствия. Катастрофа «Медузы», бездарность ее командира не сходят с уст публики. На открытии салона вокруг картины Жерико жадно толпится народ.

Это обвинение, брошенное в лицо режиму, - поговаривают журналисты.

Картину Теодора Жерико жюри относит к XI классу. После салона ее вешают в угол, подальше от любопытных глаз. Государство отказывается купить ее для музея, хотя Жерико, работавший над нею два года, отчаянно нуждается в деньгах.

Покажем «Медузу» в Англии, - неожиданно предлагает английский импресарио Баллок. - Мои соотечественники без ума от морских сюжетов и всегда рады позлословить по адресу французских моряков.

Жерико надеется на признание у английской публики. Он сопровождает картину в Лондон и другие города Англии. С радостью видит он давку у своей картины и вслушивается в комментарии знатоков.

На родине Жерико ожидает сюрприз: сенсационный шум вокруг его детища. Капитан де Шомаре вынужден предстать перед военным судом. Изо всех сил выуживают адвокаты «смягчающие обстоятельства». И вот морской трибунал приговаривает подсудимого к... трем годам тюрьмы. Что ж из того, что из-за его трусости погибло 130 человек? Ведь он старый заслуженный монархист, верноподданный короля, каких мало.

Выйдя из заключения, Шомаре думает: «Наконец-то можно все забыть!» Но до самого смертного часа, на протяжении еще 20 лет своей жизни, он не мог выйти из дому, чтобы его не окружили жители деревни, выкрикивавшие оскорбления подлому трусу.